Бурлящий воздух
Мария Макеева
OPEN!, зима 2010
В Нью-Йорке человек как-то расправляет плечи. Даже не так: он чувствует, что может все. Смотрит на этот город с крыши Рокфеллер-центра, из вращающегося ресторана на 48-м этаже гостиницы Marriott, с Гудзона, из окна пресловутого желтого такси — и чувствует: в этом городе возможно абсолютно все, понимает, что обрел невиданную силу, что с легкостью добьется высот, какие, может быть, в родных пенатах и не снились.
Вообще, в Нью-Йорк, конечно, надо ездить зимой или ранней весной, чтобы не тратиться на шампанское. Я в первый раз там именно зимой и оказалась. NY — город несравнимо больших возможностей, чем какой-либо другой. Тут почти нет коренного населения, с которым приезжему пришлось бы конкурировать. В Нью-Йорке 70 процентов жителей родились не просто не в этом городе, а даже не в этой стране — не в США. И стало быть, ощущение больших возможностей соответствует реальному положению вещей.
После первого своего приезда в Нью-Йорк, испытав невероятный прилив любви к этому городу и чувство «все могу», я села в самолет и раскрыла купленную в каком-то музее книгу об истории Нью-Йорка, где подробно излагался сюжет о том, как белый человек впервые увидел нынешний символ богатства и влияния — Манхэттен.
Было это весной 1524 года. И Христофор Колумб в данном случае совершенно ни при чем. На борту корабля, пересекшего Атлантику и подошедшего вплотную к тому месту, где сейчас высится статуя Свободы, было пятьдесят человек, которыми командовал Джованни да Верразано — итальянский мореплаватель, работавший, впрочем, на французского короля. Корабль в этой связи именовался «Дофин», а река, известная ныне как Гудзон, была первоначально названа в честь французского принца — герцога Вандомского. Надо отметить, что местность, где мог бы с самого начала стоять французский город, мореплавателю Верразано очень понравилась. Ветер, как описывалось в этой книге, трепал его поотросшую за время плавания бороду, Верразано вдыхал теплый зимний воздух, который — и тут я просто подпрыгнула в самолетном кресле — который в Нью-Йорке «бродит», как шампанское, и, попадая в легкие горожан и гостей города, наполняет их удивительной бодростью. Именно такое ощущение нью-йоркского воздуха было и у меня.
Словом, сама природа позаботилась о том, чтобы здешняя местность процветала, ибо население, чувствуя невиданный прилив сил, готово горы свернуть.
Конечно, не всем достаточно просто глубоко дышать, чтобы ощущать эффект шампанского, — некоторые (да и я, каюсь) предпочитают также употреблять его в жидком виде. Если день выдался теплым — а такое в Нью-Йорке случается и посреди зимы (не стоит забывать, что город располагается на широте Сухуми, значит там что в январе, что в марте может быть как снег, так вдруг неожиданно и плюс 20), — ступайте прямо в Брайант-парк. Это самый маленький и уютный парк в центре Манхэттена (рядом — шикарное классическое здание нью-йоркской библиотеки с одной стороны и высотка «Нью-Йорк Таймс» — с другой). Ищите там итальянский ресторан (можно, конечно, и в помещении сидеть, но лучше все-таки на открытом воздухе) и заказывайте, что хотите, но обязательно — шампанское. Почувствуете себя, как минимум, Верразано — гарантировано.
Обшарив весь Манхэттен, все бутики на Мэдисон и Пятой, посидев на каждой лавке в Центральном парке (шампанское тут тоже можно пить, но придется приносить с собой и прятать бутылку в бумажный пакет, как в кино), посмотрев на город с каждого стоящего небоскреба (здесь несколько смотровых площадок, а небоскребы — это как звездное небо или море: смотреть можно долго, если не бесконечно), начинаешь чувствовать, тем не менее, какую-то потребность путешествовать по окрестностям. Можно, конечно, махнуть в Гарлем или в Бронкс (и то и другое уже совсем не криминогенные районы, вопреки тому, что мы видели в фильмах 80-х годов), но начать надо все-таки с Брайтон-Бич (а то даже как-то неприлично русскому человеку приехать в Нью-Йорк и не заглянуть туда).
Москвичи, побывавшие на Брайтоне, делятся на две категории: одни ужасаются, другие очень веселятся, и помирить две эти точки зрения никак не получится. Я, наверное, все-таки во второй категории, потому что, по-моему, весь этот говор одесский, которого в Одессе уже и нет давно, продавщицы с синими тенями до бровей, зефир в шоколаде, которого не найдешь уже в московских магазинах, — это такой Бабель и одновременно такой уникальный заповедник советской жизни. Точнее, заповедник всего хорошего, что было в советской жизни.
Ну, и пляж. Дело в том, что Нью-Йорк — город, в котором есть абсолютно все, что нужно современному человеку: небоскребы — пожалуйста, ночная жизнь — милости просим, работа — от Уолл-стрит до русских бань на Манхэттен-Бич. А еще есть океан и пляж. И в этом плане русскоязычная диаспора выбрала место лучше некуда. Китайцы со своим Чайна-тауном хоть и на Манхэттене обосновались, но проиграли однозначно. Brighton Beach — the best Russian beach, как сказал один остряк; да и впрямь — это не Сочи. Представьте: гигантская песчаная многокилометровая полоса вдоль океана. Пляж такой большой, что здесь никогда, даже в самые жаркие июльские выходные, не бывают заняты все места; в самом худшем случае — заполнено полпляжа. И везде хозяева — русские люди. Местные сюда только в гости заходят.
При поездке на Брайтон есть потрясающий шанс воспользоваться нью-йоркским метро. Просто потому, что это удобнее всего: в пробке не стоять (а ехать с Манхэттена где-то час) и место для парковки не искать (правила парковки в Нью-Йорке — настоящая головоломка). Но сам вид станции «Брайтон-Бич» и железный грохочущий поезд на бетонной эстакаде над Брайтон-авеню — отвратительно. Продавцы в русских магазинах на этом самом авеню, наверное, все сплошь глухие: поезда ходят не так часто, как в русском метро, но все-таки часто.
Осмотрела заодно, как выглядит концертный зал «Миллениум», где выступают наши артисты, когда приезжают в Нью-Йорк на гастроли. Жуткое здание, что-то среднее между сельским домом культуры и складом. И все обклеено афишами Баскова и Орбакайте…
Тут самое время унести ноги, заодно унося в памяти неповторимые возгласы в продуктовом магазине «Золотой ключик»: «Шо? Канадская колбаса? Мадам, я не пo/няла, хде ви ее имели?..» Мы же в Америке — надо что-то американское. Например, мюзиклы. Если опыт посещения музыкальных спектаклей только московский — стисните зубы и поверьте мне на слово: вы не видели мюзиклов. Наши их ставить не умеют. В лучшем случае получается, как в старом анекдоте про цирк: музыка прекрасная, номера чудесные, костюмы замечательные, а общее впечатление… Другое дело — нью-йоркские мюзиклы на Бродвее. Если с ребенком, лучший вариант — «Король-Лев»; если в компании взрослых — не надо доверять только знакомым названиям, вроде «Чикаго», — делайте выбор, прочитав состав исполнителей. Дело в том, что голливудские звезды, которые нам с нашего берега кажутся совершенными небожителями, на Бродвее выступают то и дело в небольших старых театрах в музыкальных, а равно драматических постановках как простые земные жители. Билеты, самое дорогое, долларов 100–120 (и за что мы так переплачиваем в московских театрах?..).
И вот вы в бархатном кресле в первом ряду, купив все того же шампанского в буфете (в некоторых театрах разрешается смотреть спектакль с бокалом в руке), наблюдаете, как Кэтрин Зета-Джонс изображает что-то такое из жизни Вены девятнадцатого века. Или обнаруживаете, какой Кевин Спейси, оказывается, скучный тип — не то, что в кино. Или восторгаетесь тем, с какой легкостью танцует очень солидная Анджела Лэнсбери, главная героиня сериала «Она написала убийство» (по моим подсчетам, ей уже лет сто пятьдесят, но она все на сцене). Характерно, что билет на такой спектакль можно купить прямо перед представлением не только без переплаты, но и, наоборот, со скидкой (возможно, такое ценообразование обусловлено тем, что даже на самые популярные спектакли половина зала не отдана спонсорам и членам их семей).
Нью-Йорк хорош тем, что спектакль продолжается и на улице. В Москве вы бы просто вышли на улицу, сели в машину и отправились домой или в ресторан — переживать впечатления. И даже если бы это были самые невероятные впечатления, спектакль бы на этом завершился. В Нью-Йорке уличные музыканты подчас делают нечто более невероятное, чем знаменитые артисты на сцене… Наблюдаешь, как на улице или в метро играют на музыкальных инструментах или как поют негры, тем более как они танцуют, — и понимаешь, почему советские музыканты, эмигрировав в Америку, переквалифицировались в программистов или таксистов. Потому что рядом с такого уровня исполнителями (причем уличными!) рассчитывать не на что.
Есть еще отдельный афроамериканский вид искусства — госпел. Фильм «Действуй, сестра» с Вупи Голдберг: “O, happy day, when Jesus walk…” и так далее. Если вас это трогает, можно сходить в афроамериканскую церковь или в специализированный ресторан, где по воскресеньям после бранча выступают коллективы, исполняющие госпелы (но тут надо заранее покупать билеты и ажиотаж настоящий).
Чуть не забыла про Бруклинский мост. Тот самый, о котором Маяковский написал целое стихотворение — недурное, но с фактической ошибкой:
…здесь люди уже орали по радио,
здесь люди уже взлетали по аэро.
Здесь жизнь была одним — беззаботная,
другим — голодный протяжный вой.
Отсюда безработные в Гудзон
кидались вниз головой.
Для того чтобы броситься в Гудзон вниз головой с Бруклинского моста, надо хорошенько разбежаться — так, чтобы пролететь над Манхэттеном несколько кварталов и нырнуть-таки в Гудзон. Бруклинский мост проходит над другой рекой — East River. Великий поэт слегка попутал, но как красиво описал:
Если придет окончание света —
планету хаос разделает в лоск,
и только один останется этот
над пылью гибели вздыбленный мост…
(...) — Вот эта стальная лапа
соединяла моря и прерии,
отсюда Европа рвалась на Запад,
пустив по ветру индейские перья.
Подарок Европы — статую Свободы — с Бруклинского моста можно разглядеть вполне подробно (ездить к ней не стоит, внутрь все равно не пускают, да и вблизи она смотрится не так красиво — лучше уж тогда заказать вертолетную прогулку и полюбоваться с высоты). А по Бруклинскому мосту (который, выражаясь словами Маяковского, стальной ногой на Манхэттене, а за губу притягивает Бруклин) обязательно надо пройтись пешком (или даже проехаться на велосипеде, как многие делают, но только не на машине — ничего не успеете разглядеть и прочувствовать, и уж тем более не успеете сфотографироваться). Пройтись, чтобы на небоскребы с новой точки взглянуть; и уже со стороны Бруклина объесться пиццей в «Гарибальди» — это любимая пиццерия Фрэнка Синатры. Приходите часов в пять вечера, не позже (позже придется очередь у входа отстоять — наверное, это одна из лучших пиццерий мира и уж точно лучшая в городе).
И идеальное окончание вечера для меня в Нью-Йорке — веранда ресторана Garden у подножия Бруклинского моста со стороны Бруклина: вид на Манхэттен и реку, по которой снуют светящиеся корабли и кораблики, свечи в ресторане, пианино, барная стойка, сверхпредупредительные бармены, публика — кто в джинсах, кто в вечерних платьях (в Нью-Йорке всегда такая мешанина)… Пьем, конечно, шампанское.
На выходе вдыхаю бодрящий зимний воздух и... вы уже знаете, что чувствую. Чувствую, что приеду еще.
Ваше путешествие в Америку поможет организовать
компания «Содис»: (495) 933-5533.
Вообще, в Нью-Йорк, конечно, надо ездить зимой или ранней весной, чтобы не тратиться на шампанское. Я в первый раз там именно зимой и оказалась. NY — город несравнимо больших возможностей, чем какой-либо другой. Тут почти нет коренного населения, с которым приезжему пришлось бы конкурировать. В Нью-Йорке 70 процентов жителей родились не просто не в этом городе, а даже не в этой стране — не в США. И стало быть, ощущение больших возможностей соответствует реальному положению вещей.
После первого своего приезда в Нью-Йорк, испытав невероятный прилив любви к этому городу и чувство «все могу», я села в самолет и раскрыла купленную в каком-то музее книгу об истории Нью-Йорка, где подробно излагался сюжет о том, как белый человек впервые увидел нынешний символ богатства и влияния — Манхэттен.
Было это весной 1524 года. И Христофор Колумб в данном случае совершенно ни при чем. На борту корабля, пересекшего Атлантику и подошедшего вплотную к тому месту, где сейчас высится статуя Свободы, было пятьдесят человек, которыми командовал Джованни да Верразано — итальянский мореплаватель, работавший, впрочем, на французского короля. Корабль в этой связи именовался «Дофин», а река, известная ныне как Гудзон, была первоначально названа в честь французского принца — герцога Вандомского. Надо отметить, что местность, где мог бы с самого начала стоять французский город, мореплавателю Верразано очень понравилась. Ветер, как описывалось в этой книге, трепал его поотросшую за время плавания бороду, Верразано вдыхал теплый зимний воздух, который — и тут я просто подпрыгнула в самолетном кресле — который в Нью-Йорке «бродит», как шампанское, и, попадая в легкие горожан и гостей города, наполняет их удивительной бодростью. Именно такое ощущение нью-йоркского воздуха было и у меня.
Словом, сама природа позаботилась о том, чтобы здешняя местность процветала, ибо население, чувствуя невиданный прилив сил, готово горы свернуть.
Конечно, не всем достаточно просто глубоко дышать, чтобы ощущать эффект шампанского, — некоторые (да и я, каюсь) предпочитают также употреблять его в жидком виде. Если день выдался теплым — а такое в Нью-Йорке случается и посреди зимы (не стоит забывать, что город располагается на широте Сухуми, значит там что в январе, что в марте может быть как снег, так вдруг неожиданно и плюс 20), — ступайте прямо в Брайант-парк. Это самый маленький и уютный парк в центре Манхэттена (рядом — шикарное классическое здание нью-йоркской библиотеки с одной стороны и высотка «Нью-Йорк Таймс» — с другой). Ищите там итальянский ресторан (можно, конечно, и в помещении сидеть, но лучше все-таки на открытом воздухе) и заказывайте, что хотите, но обязательно — шампанское. Почувствуете себя, как минимум, Верразано — гарантировано.
Обшарив весь Манхэттен, все бутики на Мэдисон и Пятой, посидев на каждой лавке в Центральном парке (шампанское тут тоже можно пить, но придется приносить с собой и прятать бутылку в бумажный пакет, как в кино), посмотрев на город с каждого стоящего небоскреба (здесь несколько смотровых площадок, а небоскребы — это как звездное небо или море: смотреть можно долго, если не бесконечно), начинаешь чувствовать, тем не менее, какую-то потребность путешествовать по окрестностям. Можно, конечно, махнуть в Гарлем или в Бронкс (и то и другое уже совсем не криминогенные районы, вопреки тому, что мы видели в фильмах 80-х годов), но начать надо все-таки с Брайтон-Бич (а то даже как-то неприлично русскому человеку приехать в Нью-Йорк и не заглянуть туда).
Москвичи, побывавшие на Брайтоне, делятся на две категории: одни ужасаются, другие очень веселятся, и помирить две эти точки зрения никак не получится. Я, наверное, все-таки во второй категории, потому что, по-моему, весь этот говор одесский, которого в Одессе уже и нет давно, продавщицы с синими тенями до бровей, зефир в шоколаде, которого не найдешь уже в московских магазинах, — это такой Бабель и одновременно такой уникальный заповедник советской жизни. Точнее, заповедник всего хорошего, что было в советской жизни.
Ну, и пляж. Дело в том, что Нью-Йорк — город, в котором есть абсолютно все, что нужно современному человеку: небоскребы — пожалуйста, ночная жизнь — милости просим, работа — от Уолл-стрит до русских бань на Манхэттен-Бич. А еще есть океан и пляж. И в этом плане русскоязычная диаспора выбрала место лучше некуда. Китайцы со своим Чайна-тауном хоть и на Манхэттене обосновались, но проиграли однозначно. Brighton Beach — the best Russian beach, как сказал один остряк; да и впрямь — это не Сочи. Представьте: гигантская песчаная многокилометровая полоса вдоль океана. Пляж такой большой, что здесь никогда, даже в самые жаркие июльские выходные, не бывают заняты все места; в самом худшем случае — заполнено полпляжа. И везде хозяева — русские люди. Местные сюда только в гости заходят.
При поездке на Брайтон есть потрясающий шанс воспользоваться нью-йоркским метро. Просто потому, что это удобнее всего: в пробке не стоять (а ехать с Манхэттена где-то час) и место для парковки не искать (правила парковки в Нью-Йорке — настоящая головоломка). Но сам вид станции «Брайтон-Бич» и железный грохочущий поезд на бетонной эстакаде над Брайтон-авеню — отвратительно. Продавцы в русских магазинах на этом самом авеню, наверное, все сплошь глухие: поезда ходят не так часто, как в русском метро, но все-таки часто.
Осмотрела заодно, как выглядит концертный зал «Миллениум», где выступают наши артисты, когда приезжают в Нью-Йорк на гастроли. Жуткое здание, что-то среднее между сельским домом культуры и складом. И все обклеено афишами Баскова и Орбакайте…
Тут самое время унести ноги, заодно унося в памяти неповторимые возгласы в продуктовом магазине «Золотой ключик»: «Шо? Канадская колбаса? Мадам, я не пo/няла, хде ви ее имели?..» Мы же в Америке — надо что-то американское. Например, мюзиклы. Если опыт посещения музыкальных спектаклей только московский — стисните зубы и поверьте мне на слово: вы не видели мюзиклов. Наши их ставить не умеют. В лучшем случае получается, как в старом анекдоте про цирк: музыка прекрасная, номера чудесные, костюмы замечательные, а общее впечатление… Другое дело — нью-йоркские мюзиклы на Бродвее. Если с ребенком, лучший вариант — «Король-Лев»; если в компании взрослых — не надо доверять только знакомым названиям, вроде «Чикаго», — делайте выбор, прочитав состав исполнителей. Дело в том, что голливудские звезды, которые нам с нашего берега кажутся совершенными небожителями, на Бродвее выступают то и дело в небольших старых театрах в музыкальных, а равно драматических постановках как простые земные жители. Билеты, самое дорогое, долларов 100–120 (и за что мы так переплачиваем в московских театрах?..).
И вот вы в бархатном кресле в первом ряду, купив все того же шампанского в буфете (в некоторых театрах разрешается смотреть спектакль с бокалом в руке), наблюдаете, как Кэтрин Зета-Джонс изображает что-то такое из жизни Вены девятнадцатого века. Или обнаруживаете, какой Кевин Спейси, оказывается, скучный тип — не то, что в кино. Или восторгаетесь тем, с какой легкостью танцует очень солидная Анджела Лэнсбери, главная героиня сериала «Она написала убийство» (по моим подсчетам, ей уже лет сто пятьдесят, но она все на сцене). Характерно, что билет на такой спектакль можно купить прямо перед представлением не только без переплаты, но и, наоборот, со скидкой (возможно, такое ценообразование обусловлено тем, что даже на самые популярные спектакли половина зала не отдана спонсорам и членам их семей).
Нью-Йорк хорош тем, что спектакль продолжается и на улице. В Москве вы бы просто вышли на улицу, сели в машину и отправились домой или в ресторан — переживать впечатления. И даже если бы это были самые невероятные впечатления, спектакль бы на этом завершился. В Нью-Йорке уличные музыканты подчас делают нечто более невероятное, чем знаменитые артисты на сцене… Наблюдаешь, как на улице или в метро играют на музыкальных инструментах или как поют негры, тем более как они танцуют, — и понимаешь, почему советские музыканты, эмигрировав в Америку, переквалифицировались в программистов или таксистов. Потому что рядом с такого уровня исполнителями (причем уличными!) рассчитывать не на что.
Есть еще отдельный афроамериканский вид искусства — госпел. Фильм «Действуй, сестра» с Вупи Голдберг: “O, happy day, when Jesus walk…” и так далее. Если вас это трогает, можно сходить в афроамериканскую церковь или в специализированный ресторан, где по воскресеньям после бранча выступают коллективы, исполняющие госпелы (но тут надо заранее покупать билеты и ажиотаж настоящий).
Чуть не забыла про Бруклинский мост. Тот самый, о котором Маяковский написал целое стихотворение — недурное, но с фактической ошибкой:
…здесь люди уже орали по радио,
здесь люди уже взлетали по аэро.
Здесь жизнь была одним — беззаботная,
другим — голодный протяжный вой.
Отсюда безработные в Гудзон
кидались вниз головой.
Для того чтобы броситься в Гудзон вниз головой с Бруклинского моста, надо хорошенько разбежаться — так, чтобы пролететь над Манхэттеном несколько кварталов и нырнуть-таки в Гудзон. Бруклинский мост проходит над другой рекой — East River. Великий поэт слегка попутал, но как красиво описал:
Если придет окончание света —
планету хаос разделает в лоск,
и только один останется этот
над пылью гибели вздыбленный мост…
(...) — Вот эта стальная лапа
соединяла моря и прерии,
отсюда Европа рвалась на Запад,
пустив по ветру индейские перья.
Подарок Европы — статую Свободы — с Бруклинского моста можно разглядеть вполне подробно (ездить к ней не стоит, внутрь все равно не пускают, да и вблизи она смотрится не так красиво — лучше уж тогда заказать вертолетную прогулку и полюбоваться с высоты). А по Бруклинскому мосту (который, выражаясь словами Маяковского, стальной ногой на Манхэттене, а за губу притягивает Бруклин) обязательно надо пройтись пешком (или даже проехаться на велосипеде, как многие делают, но только не на машине — ничего не успеете разглядеть и прочувствовать, и уж тем более не успеете сфотографироваться). Пройтись, чтобы на небоскребы с новой точки взглянуть; и уже со стороны Бруклина объесться пиццей в «Гарибальди» — это любимая пиццерия Фрэнка Синатры. Приходите часов в пять вечера, не позже (позже придется очередь у входа отстоять — наверное, это одна из лучших пиццерий мира и уж точно лучшая в городе).
И идеальное окончание вечера для меня в Нью-Йорке — веранда ресторана Garden у подножия Бруклинского моста со стороны Бруклина: вид на Манхэттен и реку, по которой снуют светящиеся корабли и кораблики, свечи в ресторане, пианино, барная стойка, сверхпредупредительные бармены, публика — кто в джинсах, кто в вечерних платьях (в Нью-Йорке всегда такая мешанина)… Пьем, конечно, шампанское.
На выходе вдыхаю бодрящий зимний воздух и... вы уже знаете, что чувствую. Чувствую, что приеду еще.
Ваше путешествие в Америку поможет организовать
компания «Содис»: (495) 933-5533.