В плену у сирен

Я всегда считала слова «посетив это место, вы обязательно захотите сюда вернуться» фигурой речи, обычным рекламным трюком. Я немало повидала, мне многие уголки планеты нравились, и я не прочь навестить их снова. Но это было что-то вроде мимолетных увлечений: пока мы вместе — нам хорошо, но, расставшись, мы редко вспоминаем друг о друге. Так было до тех пор, пока я не оказалась в Южной Италии.



Когда попадаешь на берег Неаполитанского залива, сразу становится понятно, почему европейская культура зарождалась именно в средиземноморских странах, на побережьях Греции и Италии. Все дело в климате. Много солнца — нет склонности к ипохондрии. Много солнца — сочный и сладкий виноград — вкусное вино — расцвет искусств.



Южане жизнерадостны и расслабленны. В них нет угрюмости жителей севера, вынужденных тяжким трудом зарабатывать свой хлеб. На плодородных почвах всякий фрукт и овощ родится без особых усилий со стороны человека, и человека это обстоятельство не может не радовать. У меня даже сложилось впечатление, что итальянцам не особенно свойственна тяга к труду. И гоняют они на машинах и мотоциклах не оттого, что им нужно успеть сделать много дел, а чтобы хоть чем-то разнообразить разговоры, которые целыми днями ведутся за бутылкой вина или чашкой кофе. Если южане что и обожают, так это поговорить. Причем в своей неаполитанской манере — громко и отчаянно размахивая руками. Если во всем мире спорщики стараются друг друга перекричать, то в Неаполе достаточно схватить оппонента за руку. Лишенный возможности жестикулировать, он сразу замолчит.



Вот, например, Роберто, который три дня подряд торчал в кафе рядом с моей гостиницей. Он довольно сносно говорил по-английски (что редкость для южанина) и все три дня уговаривал меня покататься с ним на мотоцикле. На четвертый, когда свойственная итальянцам безответственность передалась и мне, я капитулировала. Так вот, если по дороге я начинала с ним спорить, ему приходилось останавливаться, чтобы возразить. Причем останавливался он независимо от того, где мы находились: на безлюдном отрезке набережной, на площади, на переключающемся светофоре или просто в потоке машин. В конце концов я поняла, что, если хочу вернуться живой с этой экскурсии, лучше вообще молчать. Но, видимо, ехать молча Роберто тоже было скучно, поэтому, когда мы оказались в районе узеньких улочек, где прямо на тротуарах попадались столы, телевизоры и даже кровати, он останавливался едва ли не под каждым окном, из которого свешивался какой-то его знакомец (а практически из каждого открытого окна кто-то свешивался), и перекидывался с ним парой слов. «Я вырос в этом квартале и всех знаю», — с гордостью сообщил Роберто. Это уже потом я догадалась, зачем он завез меня сюда: хотел продемонстрировать, что подцепил блондинку.



Но именно благодаря этой его корысти я увидела настоящий Неаполь, «распробовала» эту очаровательную смесь портовых районов с историческими памятниками, католического благочестия с южным темпераментом, фасадов роскошных отелей с узенькими грязными улочками, завешанными сохнущим бельем. На одной из таких улочек я увидела табличку (не знаю, сохранилась ли она до сих пор): «Въезд на танках запрещен!» Оказалось, что табличка предназначается базирующемуся здесь военному флоту США, ее повесили после того, как американские морские пехотинцы пытались прямо на танке доехать до борделя и танк их застрял между домами.



В Неаполе много уголков, где можно оставаться часами. Сидеть на набережной, глядя на залив — гигантскую голубую чашу, переполненную золотистыми бликами солнца, или на Кастель-дель-Ово — любоваться овальной формы «Замком яйца», заложенным еще Лукуллом. Говорят, где-то в фундаменте этого замка есть склеп, в котором поэт Вергилий спрятал волшебное яйцо (яйцо — в амфоре, амфора — в железной клетке, клетка подвешена на цепи), и если разбить его, то рухнет и замок, а с ним и весь Неаполь.



Именно здесь, неподалеку от набережной Санта-Лючия, родился всемирно известный мафиози Аль Капоне. Кстати, в Италии существуют три разновидности мафии: на Сицилии — собственно мафия, в Калабрии — индрангета, в Неаполе — каморра. Каморра — более древняя организация, чем сицилийская мафия, она появилась еще в XVII веке как защитница бедняков. Сейчас задачи у нее несколько иные. По неофициальной статистике, если на юге Италии прикрыть всю сигаретную контрабанду, поступающую морем, то каждая четвертая (!) семья в Неаполе лишится средств существования. Подозреваю, что и мой приятель Роберто, который вечером распрощался со мной и отправился в порт по делам, может от этого пострадать.



Но гораздо больше, чем представителей закона, неаполитанцы опасаются своего грозного и коварного соседа. Это вулкан Везувий, который местные жители зовут просто «он». Последнее извержение случилось в 1944 году, когда были разрушены города Сан-Себастьяно и Масса-де-Сомма, а Помпеи в который раз покрыл слой пепла.



Но самая страшная катастрофа произошла в жаркий августовский день в первый год правления императора Тита Флавия Веспасиана. Пепел, раскаленные камни и огненная лава, которые с неистовой силой извергал из своего расколовшегося жерла вулкан, обрушились на прибрежную зону Неаполитанского залива. В этот день, 24 августа 79 года, погибли Помпеи, Геркуланум, Стабии, селения и виллы на склонах Везувия.



Сейчас Помпеи обитаемы. Прямо за главными воротами, на большой площади в тени одиноко стоящих колонн, совершенно не реагируя на проходящие мимо группы туристов, мирно дремлет с десяток дворняг. Когда гуляешь по улицам древнего города, воображение не рисует никаких ужасов, ничто в живописных развалинах не хранит воспоминаний о разыгравшейся трагедии. Вернее, есть на территории Помпей музей, где лежат реконструированные фигуры погибших с искаженными лицами, но его осмотр можно и опустить. А вот дом братьев Виттиев ни в коем случае пропускать нельзя. Его стены украшают фрески эротического содержания, из которых явствует, что древние римляне были ого-го! И телом, и отдельными частями этого тела, и умением использовать свое богатство самым затейливым образом. И вообще, после прогулок по Помпеям возникает уверенность, что древние знали толк в удовольствиях и умели жить.



Кампания (а именно так с древности называется эта область Италии) была излюбленным местом отдыха римской элиты: образованных патрициев, философов, поэтов, бежавших сюда от треволнений столичной жизни. Цицерон владел здесь семью виллами (одна найдена как раз в окрестностях Помпей). Римские императоры ценили безмятежный отдых в Кампании, Неаполитанский залив своей красотой и легким, ароматным воздухом привлекал и Тиберия, и Калигулу... Весь берег залива был застроен дворцами высшей придворной знати.



Особенно полюбился им остров Капри (я их очень понимаю). Хотя в древности, наверное, не всем удавалось до него добраться. Как раз по дороге к Капри находится маленький островок, где жили те самые сирены, которые, по словам Гомера (а ничто не дает оснований сомневаться в том, что все, о чем говорил Гомер, — чистая правда), пением заманивали моряков к себе, и никто уже потом тех моряков не видел.



Нашему катеру удалось благополучно преодолеть это препятствие, и я оказалась в тех местах, которые до меня любили Максим Горький и Владимир Ленин. Про первого здесь почти не помнят, а дом второго на холме экскурсовод, как только узнал, что я из России, показал сразу же. От предложения рассмотреть этот «исторический объект» вблизи я, впрочем, отказалась, потому что на Капри много других гораздо более интересных памятников. Например, развалины одной из вилл Тиберия (у императора здесь было одиннадцать вилл!). Или сады императора Августа, которые, правда, были разбиты не в античности, а гораздо позднее основателем германской сталелитейной империи Круппом.



Но еще больше я люблю сердце острова, площадь Умберто I — с уютными кафе, магазинчиками, башней с часами и собором святого Стефана. Больше этой площади я люблю разве что канатную дорогу, вернее, не саму дорогу, а то, что видишь, когда плывешь в гору, сидя в кресле, как на карусели. Временами ты проплываешь над склоном горы так низко, что, кажется, протяни руку — и в ней окажется стакан с домашним вином, которое потягивает, сидя за столом в своем саду, пожилой и улыбчивый итальянец. И все же больше всего я люблю Голубой грот (Grotta Azzurra) — творение природы, а не рук человека. В это фантастическое по своей красоте место с сияющей ярко-голубой водой (эффект, возникающий от преломления проникающих в пещеру солнечных лучей) удается попасть далеко не каждому: путь туда открыт только в те дни, когда на море нет волн. Думаю, кому попасть сюда, а кому нет, решают обитающие здесь духи, точнее, морские нимфы, храм которых и был создан в гроте древними римлянами. Статуи нимф до сих пор находят на морском дне.



А вечером, во время заката, я люблю сидеть на террасе ресторана рядом с гротом и смотреть, как солнце опускается в воду. В этот час море окрашивается в нежно-розовый цвет. На набережной один за другим зажигаются огни, и становится очень тихо. Откуда-то издалека ветер доносит перебор струн, а потом я слышу голос. «O sole mio», — выводит кто-то до боли знакомую мелодию. И в этот момент мне кажется, что сирены по-прежнему живут в здешних краях. Значит, я останусь здесь навсегда.