Берлин в стиле Баухауса
/
Сергей Бардин
OPEN!, весна 2002
Своровав у Александра Гениса блестящую фразу: «Я теперь читаю только те книги, которые способны меня изменить», могу сказать, что добровольно я путешествую теперь только по тем местам, которые способны вызвать перемены в моей жизни.
Самые яркие путешествия совершаются обычно по местам и странам чувственных впечатлений для приобретения того неизвестного вещества жизни, которое меняет самое твое нутро. Берлин в их числе. Приезжающим сюда надо знать или весь немецкий язык, или только четыре новых слова.
«Мауэр» — стена, разделявшая столицу на две части с 1961 по 1989 год, в одну ночь воздвигнутая и в одну ночь павшая, как и все крепости, за ненадобностью.
«Осси» — восточные немцы, угрюмая и веселая шушера.
«Весси» — тоскующее по приключениям закомплексованное немецкое буржуинство.
«Ойры» — так по-немецки произносятся «евры». Это деньги.
Вот и все, с чем надо пускаться в путешествие по странной и веселой стране Берлин. И дело не в том, что Берлин давно стал одной из туристических столиц мира.
Дело в другом. В том, что по Берлину весело бегают автобусы, разрисованные хохочущими пенисами в маскарадных презервативах. И в том, что можно без всякого Луна-парка нестись, словно на железном духе XIX века, по американским горам грохочущего U-бана через ущелья закопченных довоенных кварталов, заглядывая сквозь мутные окна в глаза берлинцев, ошалевших от грохота, сосисок и трясущихся красных азалий на подоконниках.
Дело не просто в Берлине, а в новизне самой его новизны. Туристам тут показывают Потсдамерплатц с его сверхновыми сооружениями. Мне теперь они не нравятся. Тут было хорошо, когда пропасти подземных котлованов открывались под шаткими мостками тротуаров и рукава строительных переходов соединяли разодранные грудные клетки нового центра города. По мне, так и надо было все оставить. Но все это достроили, зализали и словно в насмешку пришили шильдик самого авангардного района мира.
Нет, самое интересное в Берлине не это.
Плавучее жилье на Шпрее, баснословно дорогое; самозахват огромных муниципальных развалин новыми сквоттерами — скульпторами и художниками, которые, рассыпая искры электросварки на тротуар, в квартирах с рухнувшими фасадами варят свои скульптурные железяки прямо на глазах ко всему привыкшего трафика; магазины восточных сосредоточений, где звучит Musik for Jogа — диск, о котором не слышали в KLW, самом лучшем магазине мира, а его слоганом очень долго было: «Если вы не найдете этого у нас, то мы заплатим за покупку». Кройцберг, где столько всяких мест и местечек и где люди живут так, как будто у них вечные каникулы. Или новые модные магазинчики на Фридрихштрассе. Или эти незабываемые дома на Гендарменмаркт.
Но, как и многие «весси», я больше всего люблю Восточный Берлин. Всякий город ровно настолько интересен, насколько он способен обнаруживать перед жителями новые лабиринты, башни и подземелья. В этом смысле Берлин не уступает Москве. Как в Москве у каждого есть свои любимые тайные закоулки, верхние галереи «высоток», мастерские художников с мраморными головами императоров и чугунными загривками вождей, музеи-метро, так и у Берлина есть свои тупики и водонапорные башни, склады и парки, трамвайные депо и улицы, на которых плохие девочки легко знакомятся с неплохими парнями.
Машины, расписанные под аквариум с практически живыми рыбами, — берлинская обыденность. Берлин вообще ехидный город, почти как Базель, но еще менее буржуазный и уж гораздо более столичный.
Городам, как людям, словно на роду написано, кому быть столицами, кому — захолустьем. Сколько Рязани не пыжиться, а столицей ей не бывать, как и Потсдаму со всеми его туристическими Сан-Суси всегда быть под мышкой у Берлина. Берлин был столицей даже той Германии, что существовала в виде горсти маленьких и хилых княжеств.
Сегодня Берлин твердо делится на Берлин Западный и Берлин Восточный. Западный Берлин — город туристов, дорогих магазинов, полицейских, эмигрантов и карманников. При всем том он кажется скучным с его вокзалом Zoo, с дорогущим зоопарком, с его потугами на немецкий дух и тотальное пивопереваривание. Хотя уличные ресторанчики, в которых подают шесть видов супа, трудно не одобрить. И диск «Аккордеон» с песенками Берлина 20-х годов, когда это был самый развеселый город Европы, вы нигде не услышите, кроме как в многозальной пивнухе в подвале на Курфюрстердам.
Но больше тянет народ в Восточный Берлин. Потому что в Восточном Берлине случилось чудо. Только тут и больше нигде. Нигде в Восточной Европе, включая и нас, не удалось сделать из жутких продуктов бетономешалки времен зрелого социализма ничего путного. Серые спальные районы серых городов тихо крошатся в туманной реальности переходного времени. Поезжайте куда угодно.
Восточный Берлин взял да и решил проблему жизни, решил легко и элегантно.
В Восточном Берлине приятно пожить. Лично я живу в апартаментах у Дитмара, в очень модном ныне районе Пренцлауберг, неподалеку от знаменитой теперь Коллвитцплатц, где столько хорошеньких ресторанчиков и где многие знаменитости сиживали в русском кафе «Пастернак». Теперь это место облюбовали «весси», и вечером тут не припарковаться. Длинные дощатые столы стоят прямо на тротуарах, горят неоновые вывески на советской конструкции гэдээровских домах. И галерейки искусств — от эскимосского до новозеландского — открыты всю ночь, а в кафе «Аллигатор» огромный металлический крокодил действительно занимает все пространство, и совершенно невозможно нигде приткнуться со своим пивом.
Стену дома на Коллвитцштрассе, здоровенном таком брандмауэре, выстлали зеленым ковролином и поставили стадо слегка светящихся огромных коров, которые пасутся там по вертикали. Под ними немедленно расположилось кафе со своими столиками. И даже знатоки города, опытные берлинские таксисты, разевают рты от изумления, подняв глаза на вертикальное разноцветное стадо. Говорят, недавно коров перевели на другой дом.
Так вот, я живу у Дитмара. Это на Данцигерштрассе. Широкая улица знаменита домом со светящимися словами на углу с Шонефельдштрассе. Слова сообщают, что жители дома думают или могли бы думать. Думающий и говорящий дом.
В воскресенье утром я, как настоящий берлинец, на велосипеде Дитмара отправляюсь за булками для завтрака... Я уже объездил весь квартал и даже подружился с официантками еще не открытых баров, но тщетно. Потому что магазины в воскресном Берлине не просто закрыты. Они как бы даже остекленели в своей закрытости. Наконец-то я догадался зайти в кафе.
Звенит дверной звонок, завсегдатаи опускают газеты и осматривают тебя поверх стекол очков на немецких, турецких и даже африканских носах. Из-под рыжих, пшеничных и угольных усов торчат сигары и сигареты. Деревня «осси» — здесь курят.
Губы отхлебывают огненный кофе. И вот деревенские с интересом рассматривают идиота, который на смеси английского с итальянским пытается выпросить у официанта булку, которая будет стоить ровно столько же, сколько завтрак в этом же кафе, но напрямую, без отдельной покупки булок. Официант, осклабясь, разводит руками — он не понимает. Наконец некто черный до баклажанной синеватости с чисто берлинским ворчанием, раскатывая берлинское «р» и расшивая его берлинскими «ш», бурчит что-то официанту. Официант хлопает себя по бокам — и через миг у меня пакет горячих булок.
«Ойры» переходят от меня к нему, звоночек у двери, как на вокзале, отзванивает прощание и отправление. Деревня уткнула разноцветные лица в газеты, словно проходя турецкую процедуру возложения горячих полотенец на щеки после бритья.
Солнечным утром нет ничего прекраснее, чем ехать с пакетом булок по Восточному Берлину, по звонкой Данцигерштрассе.
По Унтер ден Линден
Пешком, пешком,
Бегом, бегом.
На всех парах.
Портфель в руке,
Котелок на башке —
Впопыхах, впопыхах, впопыхах!
Так писал стихотворный фельетонист в 20-х о Берлине.
Напротив кафе — парк с огромной головой Тельмана. С Тельманом этим интересная штука вышла. «Весси» хотели бетонного Тельмана-истукана взорвать, но район был чисто восточный, «осси» выставили пикеты, грудью защищая родного вождя немецкого пролетариата. Конфликт разрешился ночью. До сих пор остается загадкой: то ли вредители с баллончиками сами пришли, то ли кто-то поумнее в муниципалитете нашел спецов по граффити. Но только утром жители проснулись и увидели в два этажа голову Тельмана, всю зататуированную граффити, странно похожую на индейского вождя в кепке. И все вдруг как-то сразу успокоились. Даже пикеты сняли. Вождь — он ведь и в Африке вождь, и в Берлине вождь. И стоит он теперь в парке, никого не пугает, всех радует. Разноцветный, красивенький такой.
Вот так и весь Восточный Берлин. Чтобы спасти его честь, потребовалось сделать очень простой ход. И не на бумаге, а в головах. Надо было просто объявить свои недостатки своими достоинствами. Бедность обернуть низкой арендной платой, чтобы кафе и галерейки смог открыть молодняк. И чтобы к ним пришел отовсюду и съехался из других городов другой молодняк. И чтобы пошел настоящий драйв. И чтобы стало можно за пол-ойры купить старый альбом фотографий на книжном развале. И выпить пива. Вот так просто.
И научаясь иначе видеть, я живу в этом восточном бедламе и наслаждаюсь пониманием того, что в этом городе с населением в три с половиной миллиона человек почти полмиллиона — иностранцы, как и я, и что коровы должны быть на стенах, и должен быть говорящий дом с синими неоновыми надписями, и зататуированный вождь. И что жить можно так, как будто ты все время на каникулах. И что стоит выйти в этот город, как у тебя уже миллион знакомых, только надо быть открытым и не жаловаться.
Самые яркие путешествия совершаются обычно по местам и странам чувственных впечатлений для приобретения того неизвестного вещества жизни, которое меняет самое твое нутро. Берлин в их числе. Приезжающим сюда надо знать или весь немецкий язык, или только четыре новых слова.
«Мауэр» — стена, разделявшая столицу на две части с 1961 по 1989 год, в одну ночь воздвигнутая и в одну ночь павшая, как и все крепости, за ненадобностью.
«Осси» — восточные немцы, угрюмая и веселая шушера.
«Весси» — тоскующее по приключениям закомплексованное немецкое буржуинство.
«Ойры» — так по-немецки произносятся «евры». Это деньги.
Вот и все, с чем надо пускаться в путешествие по странной и веселой стране Берлин. И дело не в том, что Берлин давно стал одной из туристических столиц мира.
Дело в другом. В том, что по Берлину весело бегают автобусы, разрисованные хохочущими пенисами в маскарадных презервативах. И в том, что можно без всякого Луна-парка нестись, словно на железном духе XIX века, по американским горам грохочущего U-бана через ущелья закопченных довоенных кварталов, заглядывая сквозь мутные окна в глаза берлинцев, ошалевших от грохота, сосисок и трясущихся красных азалий на подоконниках.
Дело не просто в Берлине, а в новизне самой его новизны. Туристам тут показывают Потсдамерплатц с его сверхновыми сооружениями. Мне теперь они не нравятся. Тут было хорошо, когда пропасти подземных котлованов открывались под шаткими мостками тротуаров и рукава строительных переходов соединяли разодранные грудные клетки нового центра города. По мне, так и надо было все оставить. Но все это достроили, зализали и словно в насмешку пришили шильдик самого авангардного района мира.
Нет, самое интересное в Берлине не это.
Плавучее жилье на Шпрее, баснословно дорогое; самозахват огромных муниципальных развалин новыми сквоттерами — скульпторами и художниками, которые, рассыпая искры электросварки на тротуар, в квартирах с рухнувшими фасадами варят свои скульптурные железяки прямо на глазах ко всему привыкшего трафика; магазины восточных сосредоточений, где звучит Musik for Jogа — диск, о котором не слышали в KLW, самом лучшем магазине мира, а его слоганом очень долго было: «Если вы не найдете этого у нас, то мы заплатим за покупку». Кройцберг, где столько всяких мест и местечек и где люди живут так, как будто у них вечные каникулы. Или новые модные магазинчики на Фридрихштрассе. Или эти незабываемые дома на Гендарменмаркт.
Но, как и многие «весси», я больше всего люблю Восточный Берлин. Всякий город ровно настолько интересен, насколько он способен обнаруживать перед жителями новые лабиринты, башни и подземелья. В этом смысле Берлин не уступает Москве. Как в Москве у каждого есть свои любимые тайные закоулки, верхние галереи «высоток», мастерские художников с мраморными головами императоров и чугунными загривками вождей, музеи-метро, так и у Берлина есть свои тупики и водонапорные башни, склады и парки, трамвайные депо и улицы, на которых плохие девочки легко знакомятся с неплохими парнями.
Машины, расписанные под аквариум с практически живыми рыбами, — берлинская обыденность. Берлин вообще ехидный город, почти как Базель, но еще менее буржуазный и уж гораздо более столичный.
Городам, как людям, словно на роду написано, кому быть столицами, кому — захолустьем. Сколько Рязани не пыжиться, а столицей ей не бывать, как и Потсдаму со всеми его туристическими Сан-Суси всегда быть под мышкой у Берлина. Берлин был столицей даже той Германии, что существовала в виде горсти маленьких и хилых княжеств.
Сегодня Берлин твердо делится на Берлин Западный и Берлин Восточный. Западный Берлин — город туристов, дорогих магазинов, полицейских, эмигрантов и карманников. При всем том он кажется скучным с его вокзалом Zoo, с дорогущим зоопарком, с его потугами на немецкий дух и тотальное пивопереваривание. Хотя уличные ресторанчики, в которых подают шесть видов супа, трудно не одобрить. И диск «Аккордеон» с песенками Берлина 20-х годов, когда это был самый развеселый город Европы, вы нигде не услышите, кроме как в многозальной пивнухе в подвале на Курфюрстердам.
Но больше тянет народ в Восточный Берлин. Потому что в Восточном Берлине случилось чудо. Только тут и больше нигде. Нигде в Восточной Европе, включая и нас, не удалось сделать из жутких продуктов бетономешалки времен зрелого социализма ничего путного. Серые спальные районы серых городов тихо крошатся в туманной реальности переходного времени. Поезжайте куда угодно.
Восточный Берлин взял да и решил проблему жизни, решил легко и элегантно.
В Восточном Берлине приятно пожить. Лично я живу в апартаментах у Дитмара, в очень модном ныне районе Пренцлауберг, неподалеку от знаменитой теперь Коллвитцплатц, где столько хорошеньких ресторанчиков и где многие знаменитости сиживали в русском кафе «Пастернак». Теперь это место облюбовали «весси», и вечером тут не припарковаться. Длинные дощатые столы стоят прямо на тротуарах, горят неоновые вывески на советской конструкции гэдээровских домах. И галерейки искусств — от эскимосского до новозеландского — открыты всю ночь, а в кафе «Аллигатор» огромный металлический крокодил действительно занимает все пространство, и совершенно невозможно нигде приткнуться со своим пивом.
Стену дома на Коллвитцштрассе, здоровенном таком брандмауэре, выстлали зеленым ковролином и поставили стадо слегка светящихся огромных коров, которые пасутся там по вертикали. Под ними немедленно расположилось кафе со своими столиками. И даже знатоки города, опытные берлинские таксисты, разевают рты от изумления, подняв глаза на вертикальное разноцветное стадо. Говорят, недавно коров перевели на другой дом.
Так вот, я живу у Дитмара. Это на Данцигерштрассе. Широкая улица знаменита домом со светящимися словами на углу с Шонефельдштрассе. Слова сообщают, что жители дома думают или могли бы думать. Думающий и говорящий дом.
В воскресенье утром я, как настоящий берлинец, на велосипеде Дитмара отправляюсь за булками для завтрака... Я уже объездил весь квартал и даже подружился с официантками еще не открытых баров, но тщетно. Потому что магазины в воскресном Берлине не просто закрыты. Они как бы даже остекленели в своей закрытости. Наконец-то я догадался зайти в кафе.
Звенит дверной звонок, завсегдатаи опускают газеты и осматривают тебя поверх стекол очков на немецких, турецких и даже африканских носах. Из-под рыжих, пшеничных и угольных усов торчат сигары и сигареты. Деревня «осси» — здесь курят.
Губы отхлебывают огненный кофе. И вот деревенские с интересом рассматривают идиота, который на смеси английского с итальянским пытается выпросить у официанта булку, которая будет стоить ровно столько же, сколько завтрак в этом же кафе, но напрямую, без отдельной покупки булок. Официант, осклабясь, разводит руками — он не понимает. Наконец некто черный до баклажанной синеватости с чисто берлинским ворчанием, раскатывая берлинское «р» и расшивая его берлинскими «ш», бурчит что-то официанту. Официант хлопает себя по бокам — и через миг у меня пакет горячих булок.
«Ойры» переходят от меня к нему, звоночек у двери, как на вокзале, отзванивает прощание и отправление. Деревня уткнула разноцветные лица в газеты, словно проходя турецкую процедуру возложения горячих полотенец на щеки после бритья.
Солнечным утром нет ничего прекраснее, чем ехать с пакетом булок по Восточному Берлину, по звонкой Данцигерштрассе.
По Унтер ден Линден
Пешком, пешком,
Бегом, бегом.
На всех парах.
Портфель в руке,
Котелок на башке —
Впопыхах, впопыхах, впопыхах!
Так писал стихотворный фельетонист в 20-х о Берлине.
Напротив кафе — парк с огромной головой Тельмана. С Тельманом этим интересная штука вышла. «Весси» хотели бетонного Тельмана-истукана взорвать, но район был чисто восточный, «осси» выставили пикеты, грудью защищая родного вождя немецкого пролетариата. Конфликт разрешился ночью. До сих пор остается загадкой: то ли вредители с баллончиками сами пришли, то ли кто-то поумнее в муниципалитете нашел спецов по граффити. Но только утром жители проснулись и увидели в два этажа голову Тельмана, всю зататуированную граффити, странно похожую на индейского вождя в кепке. И все вдруг как-то сразу успокоились. Даже пикеты сняли. Вождь — он ведь и в Африке вождь, и в Берлине вождь. И стоит он теперь в парке, никого не пугает, всех радует. Разноцветный, красивенький такой.
Вот так и весь Восточный Берлин. Чтобы спасти его честь, потребовалось сделать очень простой ход. И не на бумаге, а в головах. Надо было просто объявить свои недостатки своими достоинствами. Бедность обернуть низкой арендной платой, чтобы кафе и галерейки смог открыть молодняк. И чтобы к ним пришел отовсюду и съехался из других городов другой молодняк. И чтобы пошел настоящий драйв. И чтобы стало можно за пол-ойры купить старый альбом фотографий на книжном развале. И выпить пива. Вот так просто.
И научаясь иначе видеть, я живу в этом восточном бедламе и наслаждаюсь пониманием того, что в этом городе с населением в три с половиной миллиона человек почти полмиллиона — иностранцы, как и я, и что коровы должны быть на стенах, и должен быть говорящий дом с синими неоновыми надписями, и зататуированный вождь. И что жить можно так, как будто ты все время на каникулах. И что стоит выйти в этот город, как у тебя уже миллион знакомых, только надо быть открытым и не жаловаться.