Синее и белое
Александр Берлин
OPEN!, лето 2007
У Греции много имен: Иония, Эллада, Ливадия, Иаван — так называли ее библейские пророки. Когда-то весь мир делился только на эллинов и варваров, а на греческом языке говорили на территории от Персидского залива до Апеннинского полуострова, который тогда назывался Великой Грецией.
В доисторические времена на этих землях жило племя пеласгов. Племя это сменил народ, который во времена Гомера даже не имел общего названия, но позже стал именовать себя эллинами. Римляне называли его graji или graeci, то есть греки. Какое количество крови эллинов течет в жилах современных греков, сказать трудно. Греция пережила нашествия вандалов, остготов, болгар, албанцев… Но тем не менее на улицах Афин или Ираклиона встречаются мужчины и женщины, глядя на лица которых можно с уверенностью сказать, что их предки позировали Фидию и Каллимаху.
Греки в чем-то похожи на нас: приветливые, гостеприимные, веселые. Даже интонации похожи на наши — иногда начинаешь прислушиваться, не на русском ли говорят. Только в отличие от нас, да и прочих европейцев, греки совершенно расслабленны. И это поразительно. Весь строй европейской жизни, который определяется понятием «конкуренция», был создан именно древними греками с их Олимпийскими играми и поэтическими состязаниями. Это они заложили в нашу подкорку стремление быть лучшими, обогнать соперников, добиться совершенства, а теперь сами живут не напрягаясь. Просто работают, учатся, любят, вовсе не стремясь стать первыми. И даже жители столицы кажутся глубокими провинциалами.
Но, конечно, самые умиротворенные греки — на островах. Вероятно, этому способствует география: к чему стремиться, если, куда бы ни направился, все равно упрешься в море? У меня до сих пор стоит перед глазами картинка, увиденная несколько лет назад на Санторини. Прямо над площадью, куда первым делом попадают сошедшие с кораблей туристы, на балконе дома сидел старик с бокалом вина и задумчиво смотрел на закат, изредка переводя взгляд на суетливых туристов. Лучи заходящего солнца придавали его лицу некую монументальность, словно оно было вырезано рукой опытного скульптора. Легко представить, как каждый вечер, съев свой ужин, старик наливает себе домашнего вина и выходит на балкон любоваться закатом. И его дед делал то же самое. И внук тоже будет так делать. Это где-то там спешка, расталкивание локтями, информационные потоки, нервные срывы, депрессии. А тут — тишина, покой, роскошные закаты, оливы, синие купола церквей, виноградные лозы, сосед Ставрос. Или Спирос. Или Георгис. Да какая разница! Когда надоест предаваться философским мыслям в одиночестве, всегда найдется кто-нибудь, с кем приятно провести вечер за кувшином хорошего вина.
Еще я вспоминаю остров Крит. Мне так хотелось побывать в доме, где родился Доменикос Теотокопулос! Нет, это не исполнитель сиртаки, а художник, известный всему миру под прозвищем Эль Греко, то есть грек. Доменикос, нет, лучше все-таки Эль Греко, родился в 1545 году в деревне Фоделе — это километров двадцать от Ираклиона.
Скоростная трасса шла вдоль берега по склонам гор: справа обрыв и море, слева скала. Каждый поворот открывал новую бухту, одна живописнее другой: пляж, склон, поросший соснами и терновником. Через каждые пять километров попадались часовни, перед ними стояли огромные разукрашенные фуры — водители грузовиков молились перед дорогой. Деревня Эль Греко была километрах в трех от берега. Узкая дорога, где в некоторых местах нельзя разъехаться даже с ослом. Домов пятьдесят вдоль быстрой реки. Я выехал на большую, видимо главную, площадь. Посередине, естественно, стоял бронзовый бюст Эль Греко, а вокруг — плотные ряды длинных столов. Легкий теплый ветерок шевелил края скатертей. Воробьи доклевывали остатки традиционных греческих закусок мезе, батареи пустых бутылок поблескивали на солнце — и ни души. Я прошел по торговым рядам. Все магазины и кафе были закрыты. Дом художника находился в километре от этого места, на его старинной обитой кованым железом двери висел огромный замок. Вдруг на дороге показался плохо выбритый старик с сильно опухшим лицом. Дедушка вел на веревочке ослика, или, может быть, ослик вел дедушку — сразу нельзя было разобрать, потому что они очень плотно прижимались друг к другу. «Музей сегодня работать не будет, и завтра тоже, — скорее жестами, чем по-английски объяснил мне старик. — Вчера у дочки нашего мэра была свадьба, и сегодня и завтра никто работать не будет». Счастливая улыбка озарила его небритое лицо. Мне показалось, что его ослик тоже улыбался…
Чтобы компенсировать неудачу с Доменикосом Теотокопулосом и его расслабленными потомками, я сел в машину и поехал в горы — в монастырь Аркадиу. Чем выше я поднимался, тем больше попадалось оливковых рощ. Монастырь основали в V веке. Во времена османской оккупации здесь скрывались борцы за независимость Греции. Кстати, некоторые горные районы — Мани (Пелопоннес), Сули (Эпир), Сфакья (Крит) — турки так и не смогли себе подчинить, хотя и владели этими местами 400 лет. Так вот, в 1866 году в Аркадиу пришел турецкий отряд. Партизаны и жители окрестных деревень заперлись в пороховом погребе, и настоятель монастыря сам поджег фитиль… Они предпочли плену смерть. Таких людей нельзя не уважать и таким людям можно простить любую расслабленность, тем более что через два дня дом Доменикоса Теотокопулоса открыли и еще неделю всех туристов бесплатно угощали терпким фоделийским вино.
В доисторические времена на этих землях жило племя пеласгов. Племя это сменил народ, который во времена Гомера даже не имел общего названия, но позже стал именовать себя эллинами. Римляне называли его graji или graeci, то есть греки. Какое количество крови эллинов течет в жилах современных греков, сказать трудно. Греция пережила нашествия вандалов, остготов, болгар, албанцев… Но тем не менее на улицах Афин или Ираклиона встречаются мужчины и женщины, глядя на лица которых можно с уверенностью сказать, что их предки позировали Фидию и Каллимаху.
Греки в чем-то похожи на нас: приветливые, гостеприимные, веселые. Даже интонации похожи на наши — иногда начинаешь прислушиваться, не на русском ли говорят. Только в отличие от нас, да и прочих европейцев, греки совершенно расслабленны. И это поразительно. Весь строй европейской жизни, который определяется понятием «конкуренция», был создан именно древними греками с их Олимпийскими играми и поэтическими состязаниями. Это они заложили в нашу подкорку стремление быть лучшими, обогнать соперников, добиться совершенства, а теперь сами живут не напрягаясь. Просто работают, учатся, любят, вовсе не стремясь стать первыми. И даже жители столицы кажутся глубокими провинциалами.
Но, конечно, самые умиротворенные греки — на островах. Вероятно, этому способствует география: к чему стремиться, если, куда бы ни направился, все равно упрешься в море? У меня до сих пор стоит перед глазами картинка, увиденная несколько лет назад на Санторини. Прямо над площадью, куда первым делом попадают сошедшие с кораблей туристы, на балконе дома сидел старик с бокалом вина и задумчиво смотрел на закат, изредка переводя взгляд на суетливых туристов. Лучи заходящего солнца придавали его лицу некую монументальность, словно оно было вырезано рукой опытного скульптора. Легко представить, как каждый вечер, съев свой ужин, старик наливает себе домашнего вина и выходит на балкон любоваться закатом. И его дед делал то же самое. И внук тоже будет так делать. Это где-то там спешка, расталкивание локтями, информационные потоки, нервные срывы, депрессии. А тут — тишина, покой, роскошные закаты, оливы, синие купола церквей, виноградные лозы, сосед Ставрос. Или Спирос. Или Георгис. Да какая разница! Когда надоест предаваться философским мыслям в одиночестве, всегда найдется кто-нибудь, с кем приятно провести вечер за кувшином хорошего вина.
Еще я вспоминаю остров Крит. Мне так хотелось побывать в доме, где родился Доменикос Теотокопулос! Нет, это не исполнитель сиртаки, а художник, известный всему миру под прозвищем Эль Греко, то есть грек. Доменикос, нет, лучше все-таки Эль Греко, родился в 1545 году в деревне Фоделе — это километров двадцать от Ираклиона.
Скоростная трасса шла вдоль берега по склонам гор: справа обрыв и море, слева скала. Каждый поворот открывал новую бухту, одна живописнее другой: пляж, склон, поросший соснами и терновником. Через каждые пять километров попадались часовни, перед ними стояли огромные разукрашенные фуры — водители грузовиков молились перед дорогой. Деревня Эль Греко была километрах в трех от берега. Узкая дорога, где в некоторых местах нельзя разъехаться даже с ослом. Домов пятьдесят вдоль быстрой реки. Я выехал на большую, видимо главную, площадь. Посередине, естественно, стоял бронзовый бюст Эль Греко, а вокруг — плотные ряды длинных столов. Легкий теплый ветерок шевелил края скатертей. Воробьи доклевывали остатки традиционных греческих закусок мезе, батареи пустых бутылок поблескивали на солнце — и ни души. Я прошел по торговым рядам. Все магазины и кафе были закрыты. Дом художника находился в километре от этого места, на его старинной обитой кованым железом двери висел огромный замок. Вдруг на дороге показался плохо выбритый старик с сильно опухшим лицом. Дедушка вел на веревочке ослика, или, может быть, ослик вел дедушку — сразу нельзя было разобрать, потому что они очень плотно прижимались друг к другу. «Музей сегодня работать не будет, и завтра тоже, — скорее жестами, чем по-английски объяснил мне старик. — Вчера у дочки нашего мэра была свадьба, и сегодня и завтра никто работать не будет». Счастливая улыбка озарила его небритое лицо. Мне показалось, что его ослик тоже улыбался…
Чтобы компенсировать неудачу с Доменикосом Теотокопулосом и его расслабленными потомками, я сел в машину и поехал в горы — в монастырь Аркадиу. Чем выше я поднимался, тем больше попадалось оливковых рощ. Монастырь основали в V веке. Во времена османской оккупации здесь скрывались борцы за независимость Греции. Кстати, некоторые горные районы — Мани (Пелопоннес), Сули (Эпир), Сфакья (Крит) — турки так и не смогли себе подчинить, хотя и владели этими местами 400 лет. Так вот, в 1866 году в Аркадиу пришел турецкий отряд. Партизаны и жители окрестных деревень заперлись в пороховом погребе, и настоятель монастыря сам поджег фитиль… Они предпочли плену смерть. Таких людей нельзя не уважать и таким людям можно простить любую расслабленность, тем более что через два дня дом Доменикоса Теотокопулоса открыли и еще неделю всех туристов бесплатно угощали терпким фоделийским вино.