Другая Италия
Ольга Соловьева
OPEN!, лето 2006
Все дороги Италии ведут в Рим, и только на итальянских островах дороги приводят совсем в другие места. По ним можно попасть на утесы, которые стерегут каменные башни, в укромные бухты, где спят разноцветные рыбачьи лодки, в тихие деревни, гордо называющиеся городами. На островах нет Рима — даже собственного маленького. Там в ходу иные ценности и иные законы, там все не так, как на континенте. Это другая Италия.
Нет на свете страны более знакомой, чем Италия, — с самого детства, с Чиполлино и Пиноккио, которых сменили Цезарь, Микеланджело, Феллини, Мастроянни. Со времен Ромула и Рема Италия стала живым альбомом по истории искусства. Она пестрит закладками мгновенно узнаваемых площадей, кинокадров, оперных арий, картин, книг и цитат. Но при всей узнаваемости Италия оставляет за собой право на тайну, лукавит, прячется за венецианской маской и балахоном Арлекина. Она хранит свои детские тайны в Апулии, среди странных круглых домов-труллей, и в альпийской долине Валь-ди-Грессоне, жители которой все еще говорят на древнем германском диалекте, и в деревнях Пьемонта, где живут потомки альбигойцев, хранителей Грааля. А ее острова, ближние и дальние, и вовсе кажутся отдельными планетами в блистательном итальянском созвездии.
Островов у Италии великое множество. Они складываются в архипелаги, встают из моря вулканами и горными хребтами, жмутся к берегу крохотными осколками пышной курортной жизни. Среди них — самый большой остров Средиземноморья Сицилия и второй по величине Сардиния, затерянная в Тирренском море скалистая Устика, грозно дымящийся Вулькано и соленая Моция с ветряными мельницами. Их отделяют от материка и друг от друга морские волны и века собственной истории. В Тосканском архипелаге дремлют на волнах наполеоновская Эльба и остров Монтекристо, где Эдмон Дантес нашел клад кардиналов Спада, а у Липарских островов ветры Эола еще качают Одиссеевы корабли.
Маленькие ближние острова копируют побережье материка, капризно оставляя за собой право на всеобщее восхищение. Прелестные Искья и Капри смотрятся в те же воды Неаполитанского залива, что и окрестности Неаполя. Однако море вокруг них бирюзовое, а небеса божественно прозрачны, и томные бугенвильи плетут там замысловатые узоры на фоне крохотных бухт, где яхты парят над собственной тенью. Их пейзажи просятся в золоченые рамы, а тропинки в скалах протоптаны для сибаритствующих романтиков и лишь по чистой случайности не покрыты коврами. Недаром император Тиберий называл Капри «островом наслаждения», а император Август — Апрагополисом, «городом сладкого безделья».
Но таковы лишь Искья и Капри, да еще отчасти Эльба. Остальные итальянские острова отличаются от материка и друг от друга, сопротивляются внешнему единству ради внутренней цельности. Они гордятся собственной непохожестью и лелеют старинные традиции, как золотые бабушкины брошки, кольца и браслеты. Там еще витает дух патриархальности, еще сохраняются пасторальные сюжеты в пастельных тонах и осколки прошлых эпох бережно хранятся среди современных реалий. Там небеса божественно прозрачны, море изысканно-бирюзовое, на каменистых тропах бродят лишь пастухи и овцы, а горные деревни переговариваются голосами колоколов. Для этих пейзажей не нужны золоченые рамы: их образ прекрасно передают даже выцветшие дагерротипы. Для этих троп не нужны путеводители — здесь даже бесцельные шатания превращаются в бесценные прогулки.
Гете в «Итальянском путешествии» написал: «Увидеть Италию, не увидев Сицилии, — значит, не увидеть Италии вообще, так как Сицилия — ключ ко всему». Можно соглашаться или не соглашаться с этим смелым утверждением, но главное — не проговориться, не повторить эти слова в присутствии итальянца или сицилийца. Жители Сицилии остро воспринимают свою автономность, почти независимость, свою легендарную непохожесть на итальянцев с материка, а те, в свою очередь, никогда не назовут сицилийца итальянцем.
Сицилию отделяет от Калабрии лишь узкий Мессинский пролив, но разница между ними такова, будто это целый океан. Когда теплым сицилийским вечером смотришь из Мессины на хоровод огней за проливом, особенно хорошо видно, что Сицилия — это не Италия, а итальянский остров.
Если материковая Италия самодостаточна, то острова самодостаточны вдвойне. Они не пытаются приукрасить действительность — жизнь и без того прекрасна. Они не пытаются казаться модными — для них важнее сохранить верность собственному облику и собственной душе. Рыбаки из Римини рисуют на своих домах сцены из фильмов Феллини, портреты Джульетты Мазины, красивые картинки с чайками. Рыбаки из сицилийского города Чефалу не рисуют картин на стенах, они их даже не красят. Быть может, даже не все они слышали о Феллини. Их дома вырастают прямо из моря, из съеденных ветром и волнами черных камней, и над крохотными балконами с вечными флагами свежевыстиранного белья кричат огромные белые чайки. Облупленные стены домов похожи на фрески — эти картины написало время. Город Чефалу полон очарования. Там над маленькой рыбачьей гаванью и узкими улицами поднимаются строгие башни норманнского собора, а еще выше — над собором, над городом — вздымаются к небу скалы утеса Ла-Рокка с древним храмом Дианы на вершине. По вечерам на площади у собора горожане выгуливают собак и детей, едят мороженое и обмениваются сплетнями. Как все итальянцы, они говорят о футболе; как все сицилийцы — о вчерашнем матче «Палермо» с «Чефалу».
Наверное, добрая половина событий древнегреческой истории происходила на итальянских островах. Они покрыты руинами акведуков и амфитеатров, дорические колонны храмов утопают в зарослях цветов. Островная реальность похожа на слоеный пирог: здесь в финикийских гаванях выросли греческие города, римляне перестроили театры, где ставили Софокла, в гладиаторские арены. Спустя века рядом поднялись норманнские замки, потом арки мечетей, которые, в свою очередь, проросли в готические храмы. Итальянские острова не нуждаются в истинно итальянских сокровищах. В их патриархальном обличье есть свои сокровища и своя прелесть. Это серебро олив и зелень пиний, и рыба на решетке жаровни, и плетеные ловушки для лобстеров, и спагетти «маринари», и осьминоги, которые сушатся на веревочках, как кухонные полотенца. Очарование простоты, метафоричность бытия — то, чего не найти в великой Флоренции или великой Венеции. Хлеб, сыр, вино и пара каракатиц, выловленных на закате, — великие истины Средиземноморья. Они действуют безотказно, и жизнь на средиземноморских островах неизменно оказывается невыразимо прекрасной.
Итальянские острова непредсказуемы, как морской ветер, и многолики, как своенравное божество. Вот Сицилия — там растут красные апельсины и ловится рыба-меч, над пасторальными пейзажами дымится грозная Этна и снег высокогорья тает на горячих лавовых полях.
Соседняя Сардиния как другая планета. На ее первобытных пространствах жмутся к скалам перекрученные стволы можжевельника, среди красноватых холмов торчат корявые стволы олив, а линялые эвкалипты защищают их от ветра. Там гуляют дикие ослы и маленькие рыжие лошадки, тоже дикие — последние дикие лошади в Европе.
Мы сидим с крестьянами из горной деревни Моргонджори, которую они называют «типичным сардским городом». Сидим где-то почти за облаками, почти над миром, над всей остальной землей, над каменистыми ее дорогами и глубокими ущельями. В охотничьем домике с белыми стенами пылает огонь в очаге, на вертеле жарятся поросята, в котле бурлит местная разновидность пасты — колечки из двух перекрученных ниток теста, сардские «ларегитас». Сегодня утром их скручивали жены Джованни и Пьетро и старая Мария, мать Луиджи. А мэр Моргонджори сварил томатный соус — все знают, что он варит лучший соус в деревне. Он подкручивает свои пышные усы и важно перемешивает дымящиеся ларегитас с соусом, а потом важно кладет их в подставленные тарелки.
На Сардинии время течет медленно и очень медленно меняется жизнь. Где-то там, внизу, на юге, шумит столичный город Кальяри, звенит трамваями, гудит тяжелыми танкерами в порту. Да разве там живут степенные сарды? Там живут хитрые испанцы из Арагона и Каталонии и шустрые итальянцы из Генуи и Пьемонта, а вовсе не настоящие сарды.
Этим именем гордятся, как высшим званием. «Мы пикколо пополо — маленький народ, — говорит Луиджи, наполняя стаканы. — Маленький народ в самом сердце Средиземноморья. Я смотрю телевизор, я знаю, что происходит: объединенная Европа, открытые границы. Но даже когда весь мир станет одной деревней, сарды останутся сардами и будут жить так, как они живут, и будут говорить на своем языке».
Что нам ответить на это? Мы поднимаем бокалы и пьем за Сардинию, и за Сицилию, и за всю остальную Италию — знакомую и неизвестную.
Ваше путешествие в Италию поможет организовать компания «Содис»: (095) 933-5533.
Нет на свете страны более знакомой, чем Италия, — с самого детства, с Чиполлино и Пиноккио, которых сменили Цезарь, Микеланджело, Феллини, Мастроянни. Со времен Ромула и Рема Италия стала живым альбомом по истории искусства. Она пестрит закладками мгновенно узнаваемых площадей, кинокадров, оперных арий, картин, книг и цитат. Но при всей узнаваемости Италия оставляет за собой право на тайну, лукавит, прячется за венецианской маской и балахоном Арлекина. Она хранит свои детские тайны в Апулии, среди странных круглых домов-труллей, и в альпийской долине Валь-ди-Грессоне, жители которой все еще говорят на древнем германском диалекте, и в деревнях Пьемонта, где живут потомки альбигойцев, хранителей Грааля. А ее острова, ближние и дальние, и вовсе кажутся отдельными планетами в блистательном итальянском созвездии.
Островов у Италии великое множество. Они складываются в архипелаги, встают из моря вулканами и горными хребтами, жмутся к берегу крохотными осколками пышной курортной жизни. Среди них — самый большой остров Средиземноморья Сицилия и второй по величине Сардиния, затерянная в Тирренском море скалистая Устика, грозно дымящийся Вулькано и соленая Моция с ветряными мельницами. Их отделяют от материка и друг от друга морские волны и века собственной истории. В Тосканском архипелаге дремлют на волнах наполеоновская Эльба и остров Монтекристо, где Эдмон Дантес нашел клад кардиналов Спада, а у Липарских островов ветры Эола еще качают Одиссеевы корабли.
Маленькие ближние острова копируют побережье материка, капризно оставляя за собой право на всеобщее восхищение. Прелестные Искья и Капри смотрятся в те же воды Неаполитанского залива, что и окрестности Неаполя. Однако море вокруг них бирюзовое, а небеса божественно прозрачны, и томные бугенвильи плетут там замысловатые узоры на фоне крохотных бухт, где яхты парят над собственной тенью. Их пейзажи просятся в золоченые рамы, а тропинки в скалах протоптаны для сибаритствующих романтиков и лишь по чистой случайности не покрыты коврами. Недаром император Тиберий называл Капри «островом наслаждения», а император Август — Апрагополисом, «городом сладкого безделья».
Но таковы лишь Искья и Капри, да еще отчасти Эльба. Остальные итальянские острова отличаются от материка и друг от друга, сопротивляются внешнему единству ради внутренней цельности. Они гордятся собственной непохожестью и лелеют старинные традиции, как золотые бабушкины брошки, кольца и браслеты. Там еще витает дух патриархальности, еще сохраняются пасторальные сюжеты в пастельных тонах и осколки прошлых эпох бережно хранятся среди современных реалий. Там небеса божественно прозрачны, море изысканно-бирюзовое, на каменистых тропах бродят лишь пастухи и овцы, а горные деревни переговариваются голосами колоколов. Для этих пейзажей не нужны золоченые рамы: их образ прекрасно передают даже выцветшие дагерротипы. Для этих троп не нужны путеводители — здесь даже бесцельные шатания превращаются в бесценные прогулки.
Гете в «Итальянском путешествии» написал: «Увидеть Италию, не увидев Сицилии, — значит, не увидеть Италии вообще, так как Сицилия — ключ ко всему». Можно соглашаться или не соглашаться с этим смелым утверждением, но главное — не проговориться, не повторить эти слова в присутствии итальянца или сицилийца. Жители Сицилии остро воспринимают свою автономность, почти независимость, свою легендарную непохожесть на итальянцев с материка, а те, в свою очередь, никогда не назовут сицилийца итальянцем.
Сицилию отделяет от Калабрии лишь узкий Мессинский пролив, но разница между ними такова, будто это целый океан. Когда теплым сицилийским вечером смотришь из Мессины на хоровод огней за проливом, особенно хорошо видно, что Сицилия — это не Италия, а итальянский остров.
Если материковая Италия самодостаточна, то острова самодостаточны вдвойне. Они не пытаются приукрасить действительность — жизнь и без того прекрасна. Они не пытаются казаться модными — для них важнее сохранить верность собственному облику и собственной душе. Рыбаки из Римини рисуют на своих домах сцены из фильмов Феллини, портреты Джульетты Мазины, красивые картинки с чайками. Рыбаки из сицилийского города Чефалу не рисуют картин на стенах, они их даже не красят. Быть может, даже не все они слышали о Феллини. Их дома вырастают прямо из моря, из съеденных ветром и волнами черных камней, и над крохотными балконами с вечными флагами свежевыстиранного белья кричат огромные белые чайки. Облупленные стены домов похожи на фрески — эти картины написало время. Город Чефалу полон очарования. Там над маленькой рыбачьей гаванью и узкими улицами поднимаются строгие башни норманнского собора, а еще выше — над собором, над городом — вздымаются к небу скалы утеса Ла-Рокка с древним храмом Дианы на вершине. По вечерам на площади у собора горожане выгуливают собак и детей, едят мороженое и обмениваются сплетнями. Как все итальянцы, они говорят о футболе; как все сицилийцы — о вчерашнем матче «Палермо» с «Чефалу».
Наверное, добрая половина событий древнегреческой истории происходила на итальянских островах. Они покрыты руинами акведуков и амфитеатров, дорические колонны храмов утопают в зарослях цветов. Островная реальность похожа на слоеный пирог: здесь в финикийских гаванях выросли греческие города, римляне перестроили театры, где ставили Софокла, в гладиаторские арены. Спустя века рядом поднялись норманнские замки, потом арки мечетей, которые, в свою очередь, проросли в готические храмы. Итальянские острова не нуждаются в истинно итальянских сокровищах. В их патриархальном обличье есть свои сокровища и своя прелесть. Это серебро олив и зелень пиний, и рыба на решетке жаровни, и плетеные ловушки для лобстеров, и спагетти «маринари», и осьминоги, которые сушатся на веревочках, как кухонные полотенца. Очарование простоты, метафоричность бытия — то, чего не найти в великой Флоренции или великой Венеции. Хлеб, сыр, вино и пара каракатиц, выловленных на закате, — великие истины Средиземноморья. Они действуют безотказно, и жизнь на средиземноморских островах неизменно оказывается невыразимо прекрасной.
Итальянские острова непредсказуемы, как морской ветер, и многолики, как своенравное божество. Вот Сицилия — там растут красные апельсины и ловится рыба-меч, над пасторальными пейзажами дымится грозная Этна и снег высокогорья тает на горячих лавовых полях.
Соседняя Сардиния как другая планета. На ее первобытных пространствах жмутся к скалам перекрученные стволы можжевельника, среди красноватых холмов торчат корявые стволы олив, а линялые эвкалипты защищают их от ветра. Там гуляют дикие ослы и маленькие рыжие лошадки, тоже дикие — последние дикие лошади в Европе.
Мы сидим с крестьянами из горной деревни Моргонджори, которую они называют «типичным сардским городом». Сидим где-то почти за облаками, почти над миром, над всей остальной землей, над каменистыми ее дорогами и глубокими ущельями. В охотничьем домике с белыми стенами пылает огонь в очаге, на вертеле жарятся поросята, в котле бурлит местная разновидность пасты — колечки из двух перекрученных ниток теста, сардские «ларегитас». Сегодня утром их скручивали жены Джованни и Пьетро и старая Мария, мать Луиджи. А мэр Моргонджори сварил томатный соус — все знают, что он варит лучший соус в деревне. Он подкручивает свои пышные усы и важно перемешивает дымящиеся ларегитас с соусом, а потом важно кладет их в подставленные тарелки.
На Сардинии время течет медленно и очень медленно меняется жизнь. Где-то там, внизу, на юге, шумит столичный город Кальяри, звенит трамваями, гудит тяжелыми танкерами в порту. Да разве там живут степенные сарды? Там живут хитрые испанцы из Арагона и Каталонии и шустрые итальянцы из Генуи и Пьемонта, а вовсе не настоящие сарды.
Этим именем гордятся, как высшим званием. «Мы пикколо пополо — маленький народ, — говорит Луиджи, наполняя стаканы. — Маленький народ в самом сердце Средиземноморья. Я смотрю телевизор, я знаю, что происходит: объединенная Европа, открытые границы. Но даже когда весь мир станет одной деревней, сарды останутся сардами и будут жить так, как они живут, и будут говорить на своем языке».
Что нам ответить на это? Мы поднимаем бокалы и пьем за Сардинию, и за Сицилию, и за всю остальную Италию — знакомую и неизвестную.
Ваше путешествие в Италию поможет организовать компания «Содис»: (095) 933-5533.