Столица империй

Есть города с мужским характером, а есть — с женским. Лондон или Париж никак не назовешь женским именем. Но Прага и Вена — сплошная женская покладистость. Может быть, поэтому Париж вспоминается как роман, а Вена — как женщина, которая не забывается из-за несбывшегося.

ЗАПРЕТНЫЙ ГОРОД
Вена — город на стыке славянской и немецкой культур, одна из последних европейских столиц, где человек еще успевает задуматься над своей жизнью. Парижане и лондонцы давно уже лишены такой привилегии. К созерцательности венца подталкивает сам ритм его города — неспешный и рациональный.

Венцы никогда и никуда не спешат: это считается дурным тоном. Здесь вполне уместно по-славянски опоздать, но не более чем на пять минут — а это уже вполне по-немецки.

В Вене никто публично не демонстрирует свою этническую принадлежность, как в Париже, Амстердаме или Лондоне. Здесь на улице не увидишь ни индийское сари, ни африканское бубу или арабскую джаллабу. В этом городе обитают венцы. И только венцы — особая порода австрийцев, особый народ-космополит. Если увидите на венской улице мужчину в национальном пиджаке — трахтене, это не иначе как провинциал или влюбившийся в Австрию турист.
Основной закон жизни в Вене — все разрешено, что не запрещено. Например, людям и их собачкам не запрещено резвиться на лужайке местного кремля, Хофбурга, и валяться на травке, что они и делают с большим удовольствием.

Габсбургская Вена была иной, это был город аристократии, чиновников и военных. А вот обслуживали их представители всех национальностей необъятной империи. Род занятий зависел от национальности. Лучшими поварихами считались чешки, портными — тоже чехи. Итальянцы делали колбасу салями и работали трубочистами. До сих пор венская телефонная книга пестрит итальянскими и чешскими фамилиями.

В конце XIX — начале ХХ века в Вене возникло новое художественное направление — модерн. Тогда же Зигмунд Фрейд в Вене создал свою теорию психоанализа, а начинающий рисовальщик из Линца задумал «Майн кампф». Строгие экзаменаторы Академии художеств не отнеслись должным образом к его талантам, но Адольф Гитлер еще на год зацепился в этом городе, который потом ненавидел всю жизнь. Даже после восторженной встречи венцами в 1938 году фюрер всего на сутки задержался в городе своей юности, в отеле «Империал». А в Париж и вовсе не поехал — ни разу за все годы своего «фюрерства».

Чужим в Вене отдан центр и несколько парков с дворцами, своим — вся остальная территория. Это другой город, тщательно замаскированный от жадного, но поверхностного взгляда туриста. Насколько по Москве нельзя судить о России, настолько же по Вене невозможно составить представление об Австрии. Вена — это точка первого и очень нежного соприкосновения европейского запада и европейского востока.

ВВене каждый из них имеет свой характер, свой стиль, в отличие от «османовских шестиэтажек» в Париже — предвестников московских «хрущоб». Попасть внутрь венского дома почти так же непросто, как разобраться в хитросплетениях души венца. Все двери — на замке. Правда, один ключик подходит ко всему: к входной двери, к почтовому ящику и к квартире. Ворота наглухо заперты. Но если повезет — кто-то забыл закрыть, — можно прикоснуться к этому спрятанному от постороннего глаза венскому миру и увидеть траву по пояс во внутреннем дворике или старинный автомобиль, а главное, соприкоснуться с чем-то скрытым, загадочным, что знать тебе, как иностранцу, не позволено.

КАФЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
Характер жителей Вены во многом раскрывается и в феномене венских кафе. Как люди разумные, к тому же столичные, венцы не станут убеждать вас в том, что именно в их городе возникли кофейни. Наоборот, подчеркнут, что впервые стали пить кофе в Венеции и Лондоне. Зато обязательно расскажут городскую легенду о неком Георге Франце Кольштицком — разведчике, неоднократно проникавшем в турецкий лагерь во время осады Вены в 1683 году. Когда осада была снята, Кольштицкого спросили, чем его наградить за смелость. Отважный, но хитрый Франц попросил мешки с «верблюжьим кормом» — кофейными зернами. В том же году он открыл первое в городе кафе и быстро разбогател.

Кстати, в Париже кафе больше, чем в Вене, но именно венские «кафеехаус» придали этому понятию современный смысл. В Вене каждое кафе имеет свое лицо и характер, в отличие от парижских, превратившихся в стандартные «общепитовские точки», способные спасти свою былую славу «кафе артистов-модернистов» лишь за счет японских йен и американских долларов — их охотно оставляют здесь наши соотечественники, поедая с умным видом вываренные мозговые кости (последняя находка французских «кутюрье» от кастрюли).

Венские же кафе чем-то напоминают буржуазную квартиру начала ХХ века: мягкие диваны, тонкий фарфор и хрусталь. Но именно здесь спрятан ключ к душе венца. Кафеехаус XIX века писатель Стефан Цвейг описывал как демократический клуб, где было достаточно заказать чашечку кофе, чтобы затем сидеть целый день, читая газеты и журналы «на палке» или вынашивать творческие планы и тут же создавать шедевры.

От того романтического времени многое сохранилось. Выбрав из нескольких десятков предлагаемых вариантов кофе, вы обязательно получите стакан воды — как знак того, что вас не торопят. Даже если вы больше не намерены что-то еще заказывать, ваш бесплатный стаканчик наполнят вновь, после того как вы его выпьете. Сидеть за столиком можно хоть целый день: студенты читают здесь свои учебники, «пикейные жилеты» глотают газеты, шахматисты сидят за доской. Официанты в длинных белых передниках столь же надменны, как и сто лет тому назад. Не стоит возмущаться: это исторически сложившийся стиль поведения.

Нет таких чаевых, которые бы изменили выражение лица официанта кафе на Ринге: он — личность, он — человек на своем месте. Это вы у него в гостях, а он-то у себя дома. Так что уж извольте... Не ждите от венского официанта хамоватого панибратства, как от его парижского коллеги: он будет сух с вами до конца, зато не подожмет презрительно губы и не отвернется, как парижский гарсон, подсчитавший скромные чаевые.

В начале ХХ века вся политическая и художественная жизнь города переместилась в кафе на Ринге. Заведения превратились в политические клубы. А актеры и критики, далекие от политики, собирались в «Ландманне», что рядом с Бургтеатром; сегодня «Ландманн» любят члены парламента и чиновники ратуши — им только скверик перейти. Австрийские социалисты облюбовали тогда кафе «Централь», всего лишь в нескольких минутах ходьбы от резиденции Франца Иосифа. Все знали, как и описывал Гашек, кто тут шпик, но никто не собирался замолкать: империи Романовых и Габсбургов, несмотря на взаимную неприязнь, объединяла одна черта — законы, при всей их строгости, редко соблюдали. Ежедневно сюда заглядывал беглый журналист из России Лев Давыдович Бронштейн, для своих — товарищ Троцкий.

Интерьер кафе «Централь» мало изменился с начала века, но ничто уже не напоминает о том, что когда-то здесь кипели споры о переустройстве мира. Все чинно и буржуазно, вполне в стиле экспортного варианта Вены. Вряд ли бы в наши дни Лев Давыдовыч с его эмигрантским доходом мог здесь позволить себе чашечку кофе.

К сожалению, никто не знает, где был любимый столик революционера, за которым он играл в шахматы на деньги (для прибавки к скромному семейному бюджету) и читал бесплатные газеты «на палке», и что он заказывал из еды... Известно лишь, что Лев Давыдович часто говорил о грядущей революции в России с теми, кто еще хотел его слушать. Говорят, с годами таких охотников в кафе «Централь» становилось все меньше и меньше. Главная проблема любого русского эмигранта заключается в том, что он думает, будто его Россия настолько же всем интересна, как и ему самому. Когда в октябре 1917 года весть о революции в России докатилась до Вены, вождь австрийских социалистов Адлер расхохотался и съязвил: «Ну да, конечно. А возглавит эту революцию тот самый господин, что ежедневно играл у нас в кафе в шахматы». И возглавил же!

Венское кафе — это не просто заведение, это образ жизни. Если венец, которого вы хорошо знаете, говорит: «Иду в кафе», то вы легко догадаетесь, в какое кафе он направляется. У всякого венца есть свое кафе, которое лучше всего подходит ему по характеру. А так как с возрастом характер и привычки человека меняются, то меняются и кафе.

Однажды венский эссеист и завсегдатай кафе Альфред Полгар сказал: «Кафе — это лучшее место для тех, кто хочет побыть один, но при этом нуждается в компании». Одно из самых известных мест публичного одиночества — кафе «Гавелка».

Господин Гавелка открыл это заведение в 1938 году, потом ушел на фронт и снова смог открыть его уже после войны. Слава пришла к Гавелке после того, как писатель Ганс Вигель «поселился» в его кафе, а к Вигелю, в свою очередь, стали заглядывать многочисленные друзья-приятели, включая художника Фриденсрайха Хундервасера и прочих австрийских знаменитостей. Впрочем, тогда «классики» были широко известны только в пределах этого кафе и расплачивались за кофе и обед своими картинками, как Пикассо, а теперь их произведения украшают стены заведения.

Герр Гавелка пережил и неизвестность, и славу своих завсегдатаев. Он до сих пор встречает посетителей в дверях и одинаково приветлив и с постоянными клиентами, и с японскими туристами, прочитавшими о его кафе в своем иероглифическом путеводителе.
Есть в Вене и те кафе, что не вошли пока ни в один из путеводитель: там собирается «думающая» публика, там что-то зреет. Знают о них пока только продвинутые венцы. Но придет время, и они обязательно войдут в японский путеводитель...

ВЕНСКИЙ КИНОМИР
Зимняя Вена с ее пробирающей до костей морозной сыростью давит, как наш промозглый Петербург. Растворяется в тумане шпиль ратуши, а белые фиакры, застывшие в ожидании несуществующих седоков, похожи на привидения на фоне Хофбурга.

В такие дни можно примириться с действительностью, лишь влив в себя изрядную порцию глинтвейна, благо что наливают повсеместно... Должно быть, это судьба любого имперского города, где человеческая душа закована в камень присутственных мест. Раздвоенность создает шедевры. Как и наш Петербург, Вена неоднократно становилась местом действия литературных произведений и фильмов. Именно в Вене Картасар поселил своих тихих бабушек, сдающих комнатки американским студенткам, чтобы было что кушать. Кавин снимал здесь «Ночного портье», Кубрик — «Широко закрытые глаза». А исторический лес, показанный в фильме «Гладиатор», тот самый, где происходит последняя битва легионеров с германцами, — это долина Винервальд, куда, облачившись в национальный австрийский костюм, Зигмунд Фрейд ходил по воскресеньям за грибами со всей семьей. В центре Вены можно увидеть табличку, гласящую, что на этом месте находился римский лагерь, где скончался Марк Аврелий, — и это тоже отражено в картине Ридли Скотта.
Самый знаменитый отель Вены — «Империал». Список его почетных гостей занимает несколько страниц: монархи, президенты, великие артисты и художники. Что говорить, отсюда Вагнер ходил в только что построенную Оперу ставить «Тангейзера» и «Лоэнгрина» — это всего пять минут ходьбы. «Империал» открыли в 1873 году — время императора, который позволял своим подданным все, кроме одного — трогать свою империю. Его резиденция — Хофбург — в десяти минутах ходьбы от «Империала», но только в этом отеле удивительно сохранилась эпоха человека, которого его империя пережила всего лишь на два года. За атмосферой той эпохи, усиленной на улицах музыкой Штрауса, многие и приезжают сюда.

Ваше путешествие в Австрию поможет организовать компания «Содис»: (095) 933-5533.