Золотые берега

Ольга Соловьева

OPEN!, весна 2008

«Ривьера — полоса побережья Средиземного моря у подножия Альп», — написано в Энциклопедическом словаре. Морис Метерлинк выразился по-другому: «На этом месте между небом и землей до сих пор держится мир». И он прав, потому что мир держится на красоте, а Лазурный Берег — самое красивое место в Средиземноморье. А может быть, и на всей Земле.

У каждого человека жизнь делится на две части: до Лазурного Берега и после него. Мы пребывали в первой половине жизни и относили себя к людям, которым Лазурный Берег вообще неинтересен. Как последние снобы, произносили слово «Ницца» с небрежно-презрительной интонацией, прибавляя: «Что мы там не видели?» Затевая очередное путешествие по Франции, старательно объезжали стороной «все эти Антибы». Вот и в этот раз заказали отель в какой-то деревне у Пиренеев.

Неделю мы шлялись по Атлантике, а потом у Байонны повернули на шоссе Двух Морей. Проснувшись в Каркасоне, мы нашли в дорожном атласе Кап-д’Ай и не поверили глазам: деревня находилась у подножия Альп, а не Пиренеев и граничила не с легкомысленной Испанией, а с княжеством Монако. Запив этот сюрприз чашкой утреннего кофе, отправились в путь — не торопясь, осматривая по дороге средневековые соборы и древнеримские арены. Нет, мы определенно не хотели приближать встречу с Ривьерой и в результате добрались до Кап-д’Ая уже в полной темноте. Только россыпи далеких огней на берегу намекали на присутствие в этом мире Ниццы и прочих Антибов. Остальная вселенная тонула в черном бархате ночи.

Утром решили не обращать внимания на превратности судьбы, закинувшей нас на Лазурный Берег. В конце концов, можно его считать просто берегом моря, плавать и загорать в свое удовольствие. Вот сейчас позавтракаем — и пойдем на пляж. Мы вышли на балкон и замерли. Наш отель, скромный «Пьер и Ваканс», висел в поднебесной высоте, прилепившись к крутому склону горы. Под нашим балконом качались верхушки кипарисов, далеко вниз уходили улицы желтых и розовых домиков, а дальше, в полнеба и в полмира, сияло под утренним солнцем бескрайнее золотое море. По морю шла под парусами очень большая яхта — может быть, уже и не яхта, а бригантина, — и на ее борту вспыхивали золотые буквы. Над яхтой летел вертолет с золотым гербом на боку. Наверное, это монакский принц прогуливался в сопровождении охраны. Яхта гармонично вписывалась в пейзаж, и было видно, что Земля наша круглая, потому что море закруглялось по бокам, сливаясь с немыслимой синевой неба.

В то утро мы навсегда забыли о прежнем снобизме. Мы стали говорить «Лазурный Берег» с восхищенным придыханием, с поднимавшейся в сердце волной счастья и восторга. Господи, как мы жили раньше, без этой золотой лазури, на что тратили свою жизнь?..

НИССА-ЛА-БЕЛЛА
Завтрак на балконе оказался делом опасным: на стеклянную перегородку прямо над нашими головами уселась чайка. Размером и повадками она напоминала морского орла. Ее хищный клюв был зловеще крючковат, глаз горел холодным янтарным огнем. Стоило нам отойти за кофейником, как чайка бросилась вниз и подцепила клювом кусок масла. Мы нервно косились на гостью, размышляя: может она стукнуть железным клювом по голове или не может? Когда стол опустел, чайка напоследок полыхнула глазом и улетела.

А мы занялись пейзажем, сличая его с картой. Карта утверждала, что Лазурный Берег — это побережье Средиземного моря у подножия Альп. Он тянется от Ментоны на итальянской границе до Сен-Тропе, где уже ничего не остается от альпийских отрогов, а к воде подступает хребет Мор. Но это было совершенно не важно, потому что пейзажи вокруг были восхитительны. Наша деревня Ай лепилась не просто к горе, а к легендарной Тет-де-Шьен — «Голове собаки», под которой выросло княжество Монако. С «Собаки» была видна добрая половина Лазурного Берега; во всяком случае, Ницца выглядывала из-за мыса Ферра, купаясь в лучах своей славы.

Мы отложили пляж на завтра и поехали в Ниццу.

Ницца носит гордое звание столицы департамента Приморские Альпы. Никайя, Нисса-ла-Белла, «Знатная дама» эпохи кринолинов, капризная красавица... Кто только не прославлял ее, кто только не прогуливался по Английскому променаду! Мы выехали из-за мыса Ферра и вышли из машины. Перед нами лежал Старый порт, а вокруг него гигантским амфитеатром поднимался над бухтой Ангелов город, и огромный паром, уходивший на Корсику, озвучил картину тугим прощальным гудком.

Самая знаменитая часть Ниццы, Променад дез-Англе, вовсе не является самой красивой ее частью. Эта широкая набережная, превращенная в шумную автостраду, пригодна разве что для катания на роликах и не заслуживает имени нежного, трепещущего на ветру. Настоящая Ницца прячется за двухэтажными домами, выходящими на набережную Соединенных Штатов. Это старый город, который на местном диалекте называется «бабазук»: узкие улицы ведут к рыбному рынку на площади Сен-Франсуа и цветочному — на Кур-Салейи, на площадь Гарибальди, где когда-то и в самом деле родился Гарибальди, и к церкви Сен-Мартен — Сен-Огюстен, где он был крещен. Настоящая Ницца похожа на итальянскую деревню, полную обаяния. Этот город стал французским только в 1860 году, а до этого пять веков был частью Савойского герцогства и Сардинского королевства. В узких улочках его старых кварталов по-итальянски сушится на веревках белье и соседки громко сплетничают, высунувшись из окон.

Мы наугад шатались по городу, вдыхая пряные ароматы трав и сладкие ароматы цветов, перемешанные с острым запахом моря, присаживались в уличных кафе, где старики по-французски играли на аккордеонах, а официантки с русскими именами приносили кофе. Это была Ницца Анри Матисса, который двадцать лет прожил в этом городе — на площади Кур-Салейи и в гостинице «Регина». Петляя и сбиваясь, мы отправились в его музей, на виллу «Аренас». Мы поднялись на холм с белыми особняками за узорными чугунными оградами — и увидели Ниццу сверху. Она лежала на холмах, где серебрились оливы и черные кипарисы расчерчивали пространство; она искрилась и переливалась на солнце, как драгоценный камень. Мы стояли на балюстраде, готовые спрыгнуть и поплыть над городом, как персонажи Марка Шагала. Хотя в Ницце он создал совсем другое — «Библейские послания» с огромной мозаикой, витражами и картинами. Но тоже близко к небу...

ОТ АВГУСТА К АВРЕЛИЮ
ННа этот раз чайка утащила кусок сыра, как какая-нибудь банальная ворона. Мы еще вечером приготовили купальники и пляжные полотенца, но как-то незаметно на столе оказался мишленовский дорожный атлас. Совет держали втроем: вороватая птица косила глазом на открытую страницу и подавала невразумительные реплики.

Мы решили разобраться в карнизах — дорогах Ривьеры. Карнизов оказалось пять. Когда-то по ним шли римские легионеры и тряслась коляска Наполеона, потом носился Джеймс Бонд, разъезжали Брижит Бардо, Софи Лорен, Пьер Ришар, Жерар Депардье, голливудские злодеи и неуловимый разбушевавшийся Фантомас.

Мы выбрали Большой Карниз — бывшую Виа Августа. Она украшена монументом, который Юлий Август воздвиг в 6 году до н. э. в честь подчинения Риму альпийских племен. Этот осколок имперского величия — не то храм, не то колоннада — стоит над княжеством Монако, недалеко от деревни Ла-Тюрби. Деревня в те времена так и называлась — Трофей Августа. К памятнику-трофею идет улица Графа де Сессоль. Узкая мостовая, отполированная временем, окружена средневековыми каменными домами и ведет в такую даль веков, от которой за­хватывает дух.

Недалеко стоит еще одна древняя деревня — Рок­брюн. Ее крутые улицы сходятся у башни XIII века, а на окраине растет тысячелетняя олива — одно из самых старых деревьев в мире, если верить местным жителям. У Рокбрюна Большой Карниз сходится со Средним — легендарной Виа Аврелия. Мы решили вернуться по нему и, конечно, промахнули поворот на Кап-д’Ай. Вдруг впереди возникло удивительное видение: между морем и небом, в центре мироздания, возвышалась одинокая гора и эту гору оседлала деревня. Каменные дома лепились к крутым скалам, склон был расчерчен террасами садов. На самой вершине, над домами и церковью, торчали развалины замка. Казалось, что сейчас из-за поворота покажутся рыцари в боевых доспехах или трубадуры в пыльных башмаках.

Видение материализовалось в деревню с кротким именем Эз. По мощеной дороге мы вошли в ворота крепости сарацинов, за которыми начались улицы с темными сводчатыми переходами, с каменными домами, увитыми бугенвильями. Замковая улица ведет на вершину горы, в Экзотический сад. Оттуда видны не только кактусы, но и Лазурный Берег до самого Антиба. Этот пейзаж очень любил Ницше. Окидывая взглядом Ривьеру, он писал здесь «Так говорил Заратустра».

ИТАЛЬЯНСКАЯ ОКРАИНА
Любой путь от Ниццы до Ментоны — это путешествие по душистой, сочной, солнечной Италии. Первый город, который встречается на пути, — Вильфранш, «Свободный город». Его высокие старинные дома цвета охры и терракоты обступают чудесную бухту, и яркие рыбачьи лодки покачиваются на отражениях разноцветных фасадов. Выше набережной, в темноте арок, спрятанных под древними домами, проходит средневековая улица Обскюр. В почти неизменном виде она пребывает уже семьсот лет. От нее поднимаются улицы-арки и улицы-ступени, и крохотные площади манят журчанием фонтанов. Жители Ниццы приезжают в Вильфранш обедать: рестораны в порту славятся морской кухней. В этом городе родился и вырос Жан Кокто, здесь он расписал часовню Сен-Пьер.

От Вильфранша начинается Кап-Ферра, полуостров миллиардеров. Там стоят виллы короля Бельгии, Сомерсета Моэма, баронессы Ротшильд, Эдит Пиаф, «роллинг стоунов», Тины Тернер и прочих знаменитостей. Рядом прячется в бухте рыбачья деревушка Сен-Жан-Кап-Ферра с маленькой гаванью и старинной церковью.

На дороге мы увидели плакат: «Ближайший «Макдоналдс» находится в Монако». Поехали в Монако, потому что как не посмотреть на этот микромегаполис, на небоскребы, тщетно соревнующиеся в высоте с горами, на игрушечных гвардейцев у дворца Гримальди? В Монако нас ожидало открытие. У причала мы обнаружили знакомую яхту с золотыми буквами на борту и вертолетную площадку неподалеку. «Терминал А. Трансфер в Ниццу», — буднично сообщала надпись у входа на причал. Нет, не монакский принц каждое утро бороздил Средиземное море напротив нашего балкона — просто гостям княжества к самолету в Ницце вместо авто присылают яхты и вертолеты. Мы помахали матросам на яхте и отправились дальше, в Ментону, которая когда-то принадлежала князьям Монако.

В Ментоне Итальянская Франция заканчивается вместе со всей остальной Францией. Говорят, это самый теплый город побережья. Вокруг Ментоны так много садов, что ее называют лимонной столицей Ривьеры. В феврале здесь проводится Лимонный фестиваль, и тогда по улицам движутся повозки с огромными фигурами, сделанными из лимонов. Пешеходная улица Сен-Мишель привела нас на маленькую душистую площадь Трав, а потом к Рыночной площади с цветочными прилавками. Мы выпили кофе и отправились на набережную, где маленький форт скрывает в своих каменных залах картины Жана Кокто.

ПРОВАНСКАЯ ОКРАИНА
Однажды мы поехали в Прованс, причем не имели понятия, где проходит его призрачная граница. Должно быть, она проходит где-то в душе, потому что сразу за Ниццей, за рекой Вар, что-то неуловимо изменилось. Горы отодвинулись к горизонту, лишь мягкие лапы их отрогов дотягивались до берега. Солнечный свет золотой дымкой окутал холмы и оливковые рощи, блики дрожали в изумрудной воде, а тени листьев трепетали на залитых солнцем площадях, и весь этот пейзаж казался полотном гениального живописца.
Мы проезжали мимо сонных деревень, мимо церквей с ажурными коваными колокольнями, увенчанными петухами. Мы узнавали эту страну волшебного света, мягких холмов, лаванды и подсолнухов — любимую страну Ван Гога, Сезанна, Ренуара, Моне, Сислея. Попав в Прованс, начинаешь понимать, откуда взялся импрессионизм: такого живого света нет, наверное, больше нигде.

Проезжая Кань-сюр-Мер, мы вспомнили Ренуара и остановились. Поднялись в ту часть деревни, которую жители называют Высокий Кань. По холму карабкались улицы: каменные стены, увитые лиловой глицинией, каменные скамьи, кованые фонари в переулках, мощеные площади, арки, на вершине замок, построенный адмиралом Ренье Гримальди в 1309 году. Сейчас его делят Музей оливок, Музей современного искусства и Музей портретов Сюзи Солидор — певицы парижского ночного клуба 30-х годов. Ренуар поселился здесь, очарованный золотым светом и переливами холмов. Художник ютился в здании почты, а потом построил дом, в котором прожил свои последние двенадцать лет. В кресле-каталке он выезжал в сад и проводил дни за мольбертом в тени старых узловатых олив. Теперь его вилла «Колетт» стала музеем.

Из Каня поехали к Альпам. Холмы становились все выше, их вершины топорщились башнями и черепичными крышами деревень. Впереди показался игрушечный Сен-Поль — средневековая деревня, обжитая парижскими художниками. Ее прославили Синьяк, Боннар, Утрилло, Модильяни и Сутин, вслед за которыми явились молодые интеллектуалы — Камю, Метерлинк, Киплинг. Так на прованских холмах возникло подобие парижского квартала Сен-Жермен. Художники останавливались в отеле «Золотой голубь» и платили за кров своими картинами. Теперь этот отель похож на картинную галерею. В ресторане «Голубя» висят полотна Пикассо, Миро, Дюфи, Матисса, Шагала. Марк Шагал провел в этом тихом месте последние годы и похоронен на маленьком деревенском кладбище.

Потом дорога привела нас в Ванс — еще один старинный город, любимый художниками. Это здесь Шагал написал «Влюбленных из Ванса». Местные жители говорят, что Прованс начинается в Вансе, — и говорят они это на провансальском наречии. Между тем город ведет свою биографию от римлян, которые назвали его Винтиумом и сделали курортом с минеральными водами. Кроме минеральной воды от этого периода остались гранитные колонны, форум на площади Пейра и немножко стен. Средневековье добавило замок Сеньорей и старый ясень на площади перед замком — он был посажен в ХVI веке. Маленькая жемчужина, которую хранят каменные створки Ванса, — часовня Розэр, или Четок, созданная Матиссом. Белое пространство стен, тонкая графика рисунков, высокие витражи, горящие желтым и синим светом. Матисс считал, что в основе бытия лежит соотношение линии и цвета. Свою идею он воплотил в этой часовне — нежной и невероятно гармоничной. Художнику было почти восемьдесят, когда он завершил эту работу.

Совсем другой Прованс открылся перед нами, когда мы снова спустились к морю. Тот же волшебный золотистый свет дрожал над бесконечностью воды, превращал ее синеву в сияющую лазурь, и уже эта лазурь освещала прибрежные холмы и мачтовые леса.

В порту Антиба помещается больше трех тысяч яхт. Они покачиваются на воде между стенами крепости и фортом Каре. Этот причал местные жители называют «Тысяча и одна ночь», подразумевая сказочную стоимость яхт. Однако в Антибе в ходу и другие ценности. Он благоухает цветами и прованскими травами, играет отражениями в бухте и радугами в фонтанах. Город прячется за каменными стенами, и только Променад адмирала Грасса показывает его фасад. Через арку в крепостной стене можно попасть к замку Гримальди с музеем Пикассо, и к величественному романскому собору, и к рынку Кур-Массена, который днем превращается в улицу прованских ресторанчиков.

«Я пишу Антиб, маленькую крепость. Залитая солнцем, она словно вырастает из прекрасных гор и вечно покрытых снегом отрогов Альп. Ее надо писать золотом и самоцветами» — так выразил свои чувства Клод Моне. Если честно, никаких снежных вершин не было видно в тот день, когда мы бродили по Антибу, да и вообще гор не было видно. Только золото и самоцветы.

ЗОЛОТОЙ КАРНИЗ
Из волшебного образа Лазурного Берега выбиваются лишь Канны. Знаменитый бульвар Круазетт тянется мимо безликих современных отелей, и когда по одну сторону от его пальм воцаряется белая элегантность бель-эпок, по другую вырастает бетонное чудище Дворца фестивалей, которое жители Канн называют «бункером». Осмотрев для галочки отпечатки ладоней кинокумиров, мы сбежали туда, где еще сохранилась жизнь, — в старый город Сюке с прохладными узкими улицами, которые сторожат квад­ратная часовая башня и старинная колокольня.

После Канн дорога превращается в Золотой Карниз, или Карниз Эстерель. Она вьется вдоль изрезанного берега, где ярко-красные и оранжевые скалы обрываются в лазурную воду, образуя крошечные бухты, почти фьорды. Над ними кружат огромные чайки, которые кажутся то голубыми, то красными. Это не обман зрения: горы Эстерель образованы красными вулканическими породами. На каждом повороте устроены смотровые площадки, и на каждой из них стоят люди, на лицах которых написано: «Так не бывает!»

Дорога незаметно приводит в нарядный Сен-Рафаэль, где Наполеон высадился после возвращения из Египта и откуда был отправлен на остров Эльба. Во Фрежюсе, где император Август строил свои галеры, бывшая Виа Аврелия ведет к бывшему римскому амфитеатру и средневековому епископскому городу.

А потом мы приехали в Сен-Тропе, прошлись по старинным кварталам, посмотрели, как на площади Лис старики играют в шары, и свернули в гавань. Рядом с облупленными лодками были пришвартованы самые роскошные яхты мира. Их обитатели ужинали на корме, лениво разглядывая посетителей ресторанов на набережной, а те в свою очередь ужинали, лениво разглядывая владельцев яхт. Художники стройными рядами стояли у воды, запечатлевая и тех и других вместе с яхтами и ресторанами. Почти все были обуты в кожаные сандалии «тропезьен».

Народ на набережной все прибывал — чувствовалось, что сейчас здесь что-то будет происходить. И оно произошло: начался закат. Солнце медленно скатывалось к вершинам гор, и гавань вдруг окуталась свечением фантастических красок. Светились бледно-розовым и золотым старинные фасады домов, окружающих гавань, их отражения дрожали в синей воде, и небо светилось синим, и весь город наполнился мягким золотистым светом — свечением счастья, разлитого в теплом воздухе.

ПЛЯЖ МАЛА
Когда наступил последний день, мы позавтракали с нашей чайкой и пошли на пляж. Идти было легко, потому что улицы стремительно уходили вниз, временами превращаясь в лестницы. Кап-д’Ай оказался очаровательным местом, тишайшим собранием изящных старомодных вилл в окружении цветов, сосен и кипарисов. Среди прочих выделялась вилла братьев Люмьер. Название Кап-д’Ай переводится как «Чесночный мыс», но чесноком там и не пахнет: в Чесночный он превратился из Пчелиного, потеряв всего один слог во французском слове «пчела». Только на гербе города осталась золотая наполеоновская пчела вместе с крепостной башней.

Мы спустились к пляжу, который называется Мала. Он уютно прятался в крохотной бухте возле громадных отвесных скал, обрывающихся в воду. Вода была абсолютно лазурной. На ней покачивались яхты из Ниццы и Монако, между яхтами курсировала маленькая лодка, доставлявшая пассажиров на берег. Из-за мыса показалась огромная рейсовая яхта из аэропорта, над ней летел вертолет. Счастливые люди: для них все только начинается! Мы выплыли из прозрачной волны, взглянули на скалы, на виллы, на кипарисы... Это был самый красивый пляж на всем Лазурном Берегу. Даже не уезжая, хотелось вернуться сюда еще раз.

Ваше путешествие во Францию поможет организовать компания «Содис»: (495) 933-5533.